Йен Макдональд - Дорога запустения [= Дорога отчаяния] [litres]

– Персея, что это такое? Скажи мне. – Она отвела взгляд. М-р Иерихон зачитал формальное обвинение. Затем он дал слово подсудимому.

– Скажите, моя мама – она умерла? – спросил подсудимый.

– Да, – сказал Раэль Манделья-ст.

– Это хорошо. Я не хотел бы, чтоб она это увидела.

– Что скажете в свою защиту? – спросил м-р Иерихон.

– Виновен по всем пунктам.

Все присяжные с этим согласились. Все до одного. Даже Персея. Даже дух.

– Вы знаете, что делать, – сказал м-р Иерихон, и Микал Марголис впервые увидел веревку. По пути к кустарному эшафоту (стремянка Раджандры Даса) он не чувствовал ни гнева, ни злости; было только ужасно противно от того, что человек, который бросил вызов Корпорации «Вифлеем-Арес» и победил, встретит столь бесславный конец. На его шею опустилась петля.

– Тебе совсем не совестно? – спросила Женевьева Тенебрия, перекрученная и бледная, отшельник-троглодит. – Тебе совсем не жаль бедного Гастона?

Бедный Гастон, говоришь? Развратная пустышка.

– Я был ребенком, – сказал он. – Сбрендил, запутался. Такое случается. – Он посмотрел на Персею Голодранину и вытянул вперед руки. – Персея, смотри. Я спокоен. – Самосудчики связали эти недрожащие руки и стали спорить, какую итоговую декларацию зачитать над душой осужденного. Микал Марголис покачивался на верху стремянки и ощущал растущую внутри ярость. Такой глупой смерти он принять не мог.

– Вы закончили? – крикнул он. – Да, спасибо, – сказал м-р Иерихон. – Вздерните его.

Раджандра Дас выбил стремянку из-под Микала Марголиса. Микал Марголис ощутил железный кулак, пытающийся оторвать его голову от тела, потом что-то треснуло – «моя шея, моя шея!» – и он рухнул на солому.

– Дешевая веревка, черт ее дери! – заорал кто-то. Микал Марголис перекатился, рывком вскочил на ноги и врезался головой в переключатель. Кладовая погрузилась во тьму и крик; игла м-ра Иерихона оцарапала Микалу Марголису щеку. Методом тыка Микал Марголис выбрался на улицу и зигзагами, как удирающий цыпленок, понесся к проволочным воротам Стальтауна.

– На помощь! Убивают! – истошно вопил он. Охранники повыскакивали из переносных кабинок и наставили на улицу оружие. М-р Иерихон, тщательно прицелившись, опустил иглострел.

– Не достану. Простите. Слишком много пушек.

– Эта сволочь удрала! – рыдала Женевьева Тенебрия.

– Во второй раз! – сказал Раджандра Дас, глядя, как охрана распахивает ворота, чтобы принять беглеца.

– Да третьего и не будет, – сказал м-р Иерихон. Никто толком не понял, что же он имел в виду.

О чем именно говорил м-р Иерихон, стало ясно во вторник, 12 ноября, когда Корпорация «Вифлеем-Арес» сокрушила Конкордат.

Операция была более чем эффективной, меньшего от Корпорации «Вифлеем-Арес» ждать не приходилось. Ее люди точно знали, куда идти и кого брать. Они врывались в дома, продирались сквозь забаррикадированные комнаты, вторгались в гостиницы, бары, конторы. Проволока их не останавливала, они громыхали по улицам Дороги Запустения в черных с золотым бронефургонах. Воздух сотрясал шквальный огонь МЦБО. Доминик Фронтера и его полицейские не могли противопоставить Корпорации «Вифлеем-Арес» ничего. Черно-золотые солдаты разоружили их и заперли прямо в городской тюрьме. Другие попытки препятствовать вторжению кончались плачевнее. Кому прострелили колено, кому локоть. Избранные счастливцы отделались раздробленными пальцами, по которым били прикладами МЦБО. Мужчин вытаскивали из гостиниц и конспиративных квартир, приказывали сложить руки за голову и сидеть на корточках у увешанной лозунгами стены, пока младшие менеджеры, потягивая идиотские напитки из бананов и тапиоки, выискивали организаторов митингов и глав секций. Одних увозили в черно-золотых фургонах. Других отпускали. Заядлых смутьянов просто отводили за угол и стреляли в глаз. Дочери-жены-любимые-матери, решившие остаться, выли в бессильной ярости. Служба безопасности Компании атаковала пристройку «Трактира» Голодраниной и арестовала трех из пяти членов стачечного комитета и двух невиновных паломников, чтобы числа сошлись. Всех их отвели на задворки трактира и расстреляли среди бочек и ящиков с пивом. Уходя, охранники разбрызгали керосин и сожгли пристройку.

В бидонвиле Конкорд, разросшемся за проволочной оградой приюте изгнанников Стальтауна, черные с золотом охранники окатывали топливом для рикш пластиковые и картонные лачуги и поджигали их. Пламя уничтожало городок быстрее, чем его жители успевали бежать. Хватило нескольких минут, чтобы поселение Конкорд превратилось в пепел.

Охранников не беспокоили ни границы, ни религии. Отшвыривая протестующих Бедных Детей, они вывели всех, кто был в спальных комнатах Града Веры, на улицу и стали сверять лица с предписаниями на арест. Потрясавшие МЦБО охранники осквернили святилище Базилики Серой Госпожи выстрелами, но когда Таасмин Манделья вышла из медитации и прибыла на место, Корпорация «Вифлеем-Арес» уже убралась, оставив по себе, как отбушевавший тайфун, разорение и кровавую кашу.

Компания вдоволь позабавилась на Дороге Запустения, теша себя любым мелким капризом. Гражданские власти никому помочь не могли. Стало ясно, что у насилия есть другая, более жуткая сторона. Дома и фирмы основателей Дороги Запустения подверглись особой атаке. Когда задымилась пристройка «Трактира», конторы «Застройки Участков Галлачелли и Мандельи» уничтожил мощнейший взрыв. Совсем рядом в переулке Мегамолл Острой и Пикантной Пищи Мандельи и Даса был разнесен вдребезги на глазах собственников.

– Надеюсь, вы довольны! – орал Дас – половина партнерства. – Надеюсь, черт вас дери, вы довольны!

Оба партнера показали спинам уходящих охранников кулачное приветствие Конкордата.

– Мы не собственность! – крикнул Раджандра Дас. Охранники вернулись, повалили обоих на землю и избили прикладами.

Пять охранников ворвались на гасиенду Манделий под предлогом поисков Раэля-мл. и перевернули все вверх дном.

– Где он? – рычали они праведной Санта-Экатрине, приставив МЦБО к ее виску.

– Он не дома, – сказала она. Из злости и мелкой мстительности охранники убили всю птицу и скотину во дворе. Расколошматили всю мебель, перевернули кастрюли с чечевицей и тушенкой на кухне, уничтожили ромбовидную солнечную батарею и приготовились ломать ткацкий станок Эвы Мандельи.

– На вашем месте я бы его не трогал, – сказал Раэль Манделья-ст. со смертельным спокойствием, какое рождает охотничье ружье в руках. Охранники хмыкнули («старый дурак, тупой старикашка») и занесли приклады МЦБО. Раэль Манделья почтил воплем убитых-животных-перевернутые-кастрюли-разбитую-солнечную-батарею и ринулся в бой, встав между охранниками и станком. Залп МЦБО пробил ему грудь и отбросил на каркас с гобеленом, оставив на неоконченной истории мело– драматическое красное пятно.