Роберт Абернети - Скальпель Оккама (сборник)

— Господи, — говорит она вроде как с удивлением, — кто бы это мог быть?

— Танди!

— Какая-нибудь зануда, не иначе, — дергает она плечиком. — Не стану и открывать. А теперь, будь такой добренький, двигай…

— Танди! Как ты могла?! — Мысли обгоняют друг друга, но все финишируют у одного вывода. — Танди! Неужели ты пригласила на этот вечер Иттеля дю Буа?! Не отпирайся!

— Говард, ты несешь бог знает что! Иттель же был в прошлом году!

— Говори правду!

— Да нет же! — Она злится. Видно, мои обвинения не доставляют ей никакого удовольствия.

— Тогда это Джеффри! Я не потерплю этого! Жеребьевка была честной, и я выиграл без обмана. Неужто ты не могла потерпеть хоть до конца года? Это бесстыдство! И я…

Тут она встает, и ее синие глаза полыхают:

— Говард Мак-Гиннес, лучше бы вам покинуть мой дом, пока вы не сказали чего-нибудь такого, что я уже не смогу забыть!

А я стою на своем:

— Тогда кто это?

— Ну, так твою… — говорит она и со всего размаха дает левой ногой пинка цветочному горшку. — Иди к дверям и сам посмотри.

Так я и сделал.

Ну, жучишку Иттеля дю Буа я хорошо знаю — это «бьюик», да и жучишка Джеффа мне известен. Это были не они. Больше того, машина у двери Танди, припаркованная рядом с моей, была вообще ни на что не похожа. Начать с того, что длиной она была меньше восьми футов.

Несколько спаренных инфракрасных ламп окатывали ее волнами тепла; лепешки слежавшегося снега, оставшиеся на закраинах корпуса, на протекторах и прочем, отваливались, таяли, превращались в воду, стекая в дренажную решетку. Знаете, как трещит и ухает жучишка в процессе согревания? Все ведь они одинаковы…

Кроме этого.

Ни единого звука. Было так тихо, что я мог различить еле слышный писк Тандиного автоматического регулятора напряжения, включившего еще один теплосос, чтобы скомпенсировать потребление энергии инфракрасными лампами. А жучишка — ни звука. Кроме того, у него не было гусениц! А еще у него, верьте или не верьте, были окна!

— Видишь, — говорит Танди голосом, похолоднее четырехмильной толщи льда над нашей головой. — Не худо бы извиниться за свое хамство…

— Извиняюсь, — говорю я так тихо, что слова еле-еле можно разобрать. — Я… — Тут я умолкаю и сглатываю слюну. Потом начинаю канючить — Танди, скажи, что же это такое?

Она не очень-то твердой рукой подносит к сигарете зажигалку.

— Ну, хорошо… Я и сама толком не знаю… Пожалуй, даже рада, что ты тут оказался, Говард, — сознается Танди. — Может, мне и не следовало пытаться тебя отшить.

— Говори же!

Она взглянула на жучишку:

— Ладно. Не буду тянуть резину. Мне звякнул этот… тип… Хоть я не совсем поняла, чего он хотел, но…

Она бросает на меня взгляд из-под ресниц.

— Усёк, — говорю я. — Ты решила, это «жирный карась»…

Она кивает.

— И ты намылилась меня отшить, не брать в долю! — злобно кричу я. — Танди, ты скупердяйка! Когда я нашел старого Бушмайера мертвым, разве я не взял тебя с собой и мы не обобрали его нору? Разве я не дал тебе право первого выбора? За исключением теплососов и проводки, разумеется…

— Знаю, милый, — шепчет она со стыдом, — но… ш-ш-ш-ш… он выходит.

Она смотрит из окна. Я тоже.

Потом мы глядим друг на друга. Этот тип, вылезающий из странного жучишки, так же странен, как и его машина. Может, он и легкая добыча, а может, совсем наоборот. Но в чем я глубоко уверен, так это в том, что он и не человек вовсе. Вот уж нет! Не человек он — с этими огромными белыми глазами, с этим пучком извивающихся оранжевых змеевидных отростков вместо волос.

— Танди! — ору я. — Да он же не человек!

— Знаю, — шепчет она.

— А ты понимаешь, что это значит? Он — чужак! Он с другой планеты, а может быть, и с другой звездной системы. Танди, важнее этого с нами еще ничего не случалось! — Мысли неслись с бешеной скоростью.

— Вот что, ты его пусти, а я тем временем воспользуюсь запасной шахтой, она разморожена, надеюсь? Отлично! — У запасной двери я останавливаюсь и с нежностью смотрю на Танди. — Танди, милашка, — говорю, — а ты еще думала, это просто «карась». Теперь-то ты поняла, как я тебе необходим?

И исчезаю, предоставив ей переваривать эту мысль, пока она будет принимать посетителя.

Я не торопился и тщательно осмотрел жучишку чужака. Кто бы он ни был — человек или чудовище, но на то, что Танди сумеет его занять, можно было положиться. Поэтому я был очень внимателен, в результате чего обогатился солидным запасом того, что, по всей видимости, было батарейками. Я, конечно, досконально не сумел в них разобраться, но энергия в них была — это точно, а если уж она есть, то теплосос найдет способ ее высосать. Батарейки я позаботился сложить в собственного жучишку перед тем, как вернуться к Танди. Не занимать же ее внимание такими мелочами.

Она сидела в своем полукресле, а чужака нигде не было видно. Я поднимаю брови. Она кивает в ответ.

— Ладно, — говорю я, — в конце концов он твой «карась», и не мое дело путаться под ногами.

Танди выглядит отдохнувшей, спокойной, счастливой.

— Как там с жучишкой? — спрашивает она.

— Ну, там всего хватает, — говорю я. — Металла — уйма! И еда! Пропасть еды, Танди! Разумеется, придется быть осторожным, пока не выяснится, годится ли она для наших желудков, но пахнет шикарно. И…

— А теплососы? — требовательно спрашивает она.

— Странно, — отвечаю я, — но они, видно, не пользуются теплососами.

Танди нахмурилась.

— Нет, честно, девочка. Можешь сама посмотреть — все, что было, сложено у твоих дверей.

— Разумеется, кроме того, что ты упрятал в своего жучишку?

— Танди!

Она злится еще некоторое время, потом улыбается, так что напоминает солнце, проглядывающее сквозь облака, как это можно видеть на старых видеозаписях.

— Неважно, Говард, — говорит она нежно. — На нас хватит. Давай-ка еще по капельке, а?

— А как же! — Я подхожу и беру протянутый мне стакан. — Да здравствует любовь! Да здравствует преступление! Кстати, ты успела покалякать с ним хоть немного?

— А как ты думал! — говорит она резковато. — Бу-бу-бу-бу… Он еще хуже наших чинуш.

Тут я встаю и вразвалочку пересекаю комнату, направляясь к выключателю.

— Что-нибудь интересненькое он сказал?

— Да, пожалуй, нет. Перво-наперво — по-английски он говорит вроде бы спотыкаясь. Утверждал, что выучил его по нашим старым радиопередачам. Можешь себе представить, они будто бы вечно будут крутиться там… в космосе.

Я выключаю свет.

— Так лучше?

Она сонно кивает, поднимается, чтобы наполнить стакан, и пересаживается в Кресло Утех.

— И он дико интересовался теплососами, — говорит она, зевая.

Я запускаю пленку в маг (Чайковского — Танди обожает скрипку).

— Они ему понравились?