Екатерина Годвер - Иволга будет летать

— Пока нет: ведется следствие. Мы надеялись, ты поможешь нам, — сказал Смирнов, против воли, с укором.

— Я сожалею о случившемся и о невозможности помочь вам. — Искусственный голос Иволги был практически не отличим от человеческого. В нем отчетливо слышалась печаль. — Игорь, сохранились ли резервные копии данных на аварийных самописцах?

— Частично. В-ведется их в-восстановление, — сказал Белецкий; в последние дни он стал заикаться сильнее обычного. — Тебя ознакомят с ними позже. Пока я п-переведу тебя в гибернацию.

— Подожди! — вдруг требовательно попросила Иволга. Кто-то шепнул: «Во дает!»; на него тотчас зашикали. — Что еще случилось за прошедшее время?

— Ничего, о чем стоило бы сейчас упоминать, — ответил за Белецкого Смирнов, — кроме инспекции из сектора. Ты искин, Птица, но ты одна из нас — так что веди себя, как полагается дисциплинированному сотруднику.

— Перехожу в режим гибернации, — тотчас откликнулась Иволга поскучневшим голосом. — Три, два, один…

Датчики погасли; голограмма исчезла.

— Спасибо за понимание, — мрачно сказал Смирнов и обернулся к остальным. — Что ж, господа. Это совсем не то, на что я… мы с вами рассчитывали. Но что уж есть. Какие будут комментарии?

— Возможно проверить, правду ли она говорит? — спросил Каляев. — Насчет того, что ничего не помнит.

Белецкий отрицательно мотнул головой.

— В настоящий момент невозможно. Ее сознание обращается к модулю п-памяти, но мы не можем говорить о к-корректности или некорректности считывания поврежденной записи или считать ее сами, как не можем считать воспоминания из человеческого мозга: внутренняя система кодирования слишком сложная.

— Иными словами, ее слова могут быть правдой, но могут и не быть?

— Д-да. Могут и не быть, — признал Белецкий неохотно, но намного легче, чем Смирнов от него ожидал.

— А что с резервными самописцами? — спросил капитан Цибальский… — Сильно повреждены?

— П-параметрический пострадал незначительно: первичный анализ метеоданных и данных систем вертолета будет закончен к вечеру. — Белецкий отвечал капитану, но по-прежнему смотрел на Каляева. — Однако речевой самописец, который в свете обстоятельств интересует нас более всего, п-поврежден настолько, что восстановление невозможно. Таким образом, как и почему Иволга сообщила Абрамцеву то, что сообщила, п-прояснить не получится.

— Интересное совпадение, — заметил Каляев.

Белецкий вопросительно взглянул на Смирнова; Смирнов кивнул, разрешая говорить дальше: скрывать что-либо не было смысла.

— Есть основания п-полагать, что это не совпадение, — сказал Белецкий. — Абрамцев мог сам вывести его из строя, чтобы избежать прослушивания записи и распространения слухов среди сотрудников базы.

— Все записи взаимодействия пилота с искином сохраняются и отправляются на изучение киберпсихологам, — пояснил Смирнов.

— Характер п-повреждений указывает на то, что карта памяти испорчена узконаправленным воздействием высоких температур, вероятно, выстрелом из лучемета на малой мощности, — сказал Белецкий. — Возможно, п-после того, как первый шок прошел, объяснительная за «несчастный случай» с самописцем показалась Абрамцеву п-предпочтительнее слухов об… стрессовой информации. Успокоившись, он мог усомниться в ее д-достоверности и постараться таким образом избежать публичного скандала. Или пожелал все скрыть п-перед тем, как свести счеты с жизнью. Доподлинно мы уже не узнаем, как и то, что происходило в кабине перед аварией.

— А кольцо он не успел или забыл надеть обратно. — Каляев задумчивым взглядом скользнул по коробу с искином. — Или не захотел, не важно: в штатной ситуации никто бы не стал делать из этого далеко идущих выводов… Возможно, вполне возможно. Скажите, доктор, — Каляев повернулся к психиатру, — на ваш взгляд, насколько эта отсроченная реакция ожидаема для Абрамцева? Я имею в виду уничтожение самописца.

— На мой взгляд, весьма ожидаема, — после секундного размышления ответил Иванов-Печорский. — У него не было другого способа надежно пресечь кривотолки.

— А как вы оцениваете социально-прогностические способности Иволги? На качественном уровне: количественные оценки мне известны.

— Невысоко. Но Денис Абрамцев был, в некотором роде, очень предсказуемым человеком. — Психиатр пристально взглянул на Каляева. — Из ваших вопросов следует, что вы всерьез рассматриваете возможность того, что аварию подстроил бортовой искин. Но зачем, ради чего?

— В настоящий момент я пытаюсь узнать, была ли у Иволги технически такая возможность и можем ли мы выяснить это наверняка, — сказал Каляев. — Возьму на себя смелость предположить, что анализ данных параметрического самописца покажет корректную работу всех систем. Но, как буквально только что мне объяснял уважаемый Вячеслав, в сложных ситуациях пилоты часто в большей степени ориентируются на светозвуковые и речевые подсказки от искина, чем на табло приборов, поскольку информации слишком много, а решение нужно принимать мгновенно… Что, если Иволга, вопреки всем «эмоциональным подкреплениям», давала неверные подсказки?

— Михаил Викторович, чем практиковаться в предвидении, лучше возьмите на себя труд внятно аргументировать это безумное предположение, — раздраженно сказал Смирнов. — Мне оно видится абсурдным и оскорбительным для наших кибернетиков. И для меня лично. Зачем вдруг Иволге пытаться убить пилота?

— Даже наличие мотивации и возможности совершить преступление еще не доказывает факта его совершения, — подчеркнуто спокойно сказал Каляев. — Однако уже то, что преступление могло быть совершено и может пройти незамеченным не слишком-то обнадеживает, как думаете?

— Вы не ответили на вопрос.

— Сейчас у меня нет ответа. Но…

— Раз нет, то извольте быть корректны, выдвигая гипотезы!

— Не кипятись, Сева. Замечания господина инспектора вполне резонны, — вмешался психиатр; они со Смирновым были старыми товарищами. — Ты спрашиваешь про Иволгу — ну, а зачем Абрамцеву разбивать вертолет о скалы? Он тебе не трепетная барышня, чтоб назло всем верх с низом перепутать: кремень был мужик, настоящий ас. — Психиатр обвел взглядом присутствующих. — Вся история — сплошные вопросы, и ни одного на них убедительного ответа. Это, как ни крути, странно. Давайте не ругаться, а спокойно думать.

— Да, да. — Капитан Цибальский энергично закивал. — Давайте дождемся анализа уцелевшего самописца. И заключения медэкспертов.

— Тем не менее, я еще раз прошу всех воздержаться от необоснованных предположений, — процедил сквозь зубы Смирнов. — В семь жду всех в конференц-зале. Кровь из носу, но чтоб к семи анализ был готов, Игорь! Ты понял? В семь!