Ричард Локк - О жителях Луны и других достопримечательных открытиях [Фантастическая литература: Исследования и материалы. Том IV]

«В том нельзя и сомневаться, — говорит он, — что Солнце имеет обширную атмосферу. Очевидно также, что эта атмосфера составлена из газов, из различных летучих жидкостей, упругих, более или менее прозрачных и светистых, как это неоспоримо доказывается явлениями его пятен и темных точек, faeculae. Солнце все испещрено ими. Эти пятна происходят от неровностей в его поверхности. Они рассеяны от его экватора до полюсов, но, по причине шарообразности его, для нас более приметны те, которые находятся в середине.

Нет ни одной перемены, из числа доселе замеченных в видимой атмосфере Солнца, которых бы не можно было объяснить беспрерывными замешательствами, неизбежными в областях, где волнуются летучие и упругие жидкости на таком обширном пространстве; но я считаю необходимым изложить подробнее мои понятия о способе образования светистой материи Солнца в его атмосфере.

Материя, которая производит у нас день, не капельная жидкость и не летучая, потому что она не тотчас наполняет собою пропасти поверхности Солнца, открывающиеся нам по времени в образе черных как смоль пятен неправильной и часто уродливой формы. Она существует в виде светистых облаков, которые плавают в атмосфере Солнца; или, лучше сказать, она рождается из разложений, совершающихся в этой атмосфере. Сравнение, заимствованное из образования облаков в нашей собственной атмосфере, поучительно и, кажется, очень верно. Наши облака, по-видимому, образуются от разложения известных летучих жидкостей самой атмосферы, когда естественные причины, приведенные в движение в этой огромной химической лаборатории, начинают действовать на жидкости. Таким образом, можно допустить, что от подобных причин подобные явления происходят и в бездонной атмосфере Солнца, только с тем важным различием, что беспрерывное разложение ее жидкостей сопровождается сильным, неумолкающим пыланием целых облаков или только пышным фосфорическим блеском, разливающим свет на все планеты и которого мы имеем мгновенный и слабый образец в молниях, озаряющих наши тучи.

Такова непостижимая тонкость света, льющегося оттуда на планеты, что, в течение многих веков, это не причиняет чувствительного ущерба объему огромного небесного тела: впрочем, Солнце, вероятно, имеет средства вознаграждать себе этот убыток».

Знаменитый астроном входит здесь в разбор вероятного назначения комет в чине вселенной, и полагает, что, между прочим, обязанностью их может быть возвращение Солнцу утраченной материи света. Но для правдоподобия его гипотезы и это предположение было не нужно. Солнце, каждое в своей системе, играет, по-видимому, не только роль царя и предводителя в бесконечных пространствах своей семьи планет, но еще, в некотором отношении, роль ее самца, оплодотворяющего все эти тела; и оно должно расходовать свою массу на великую цель оплодотворения. Ежели оно, в миллион лет, утратит часть своего объема, и следственно своего блеска, тут еще нет ничего неестественного: надобно же ему когда-нибудь умереть и разрушиться. А смерть солнца и его системы — то мгновение, когда оно утратит последний свой свет и погаснет. Подобно тому как, при выходе своем из состояния звездного облака, солнце и планеты сосредоточивали в себе материю хаоса, конец их не может быть другой, кроме обратного растворения их в облако и хаос: и почему знать! — это беспрерывное изливание материи света не есть ли медленно совершающееся растворение массы солнца, которое после неопределенного времени погрузит свои состарившиеся планеты опять в мглу, родившуюся из сгущения вылитого в пустоту света? Самый эфир, наполняющий, как кажется, пространство между солнцем и планетами, может быть, только — излитый и погасший свет и начало мглы.

«Впрочем, — продолжает сир Джон Гершелль, — моя гипотеза не поставляет меня в обязанность отдавать отчет в том, каким образом Солнце пополняет свои убытки от беспрерывных истечений света. Моя догадка о происхождения светистых облаков может также подлежать возражению, но от этого не потерпят нисколько следствия, которые я вывожу отсюда. Довольно того, что эти облака существуют; а существование их неоспоримо, потому что они передвигаются и мы их видим.

Теперь от светистой атмосферы Солнца я перехожу к его твердому и темному телу. Мы знаем по силе, с какою оно действует на планеты, что плотность его значительна; по пятнам, из которых многие наблюдаемы были неоднократно, что поверхность его неровна, — вероятно, составлена из глубоких долин и гор. При таком способе воззрения, исчезает все это великое несходство, которое мы привыкли представлять себе, между Солнцем и прочими телами его системы. Солнце является нам только огромной планетой, которой спутники, или луны, суть наши планеты, и которая окружена пылающей атмосферой, очевидно, главной и исключительно первобытной в нашей системе, между тем как все другие второрожденны. Сходство этой огромной планеты с другими шарами системы относительно плотности массы, атмосферы, поверхности, вращательного движения на своей оси и падения тяжких тел, естественно доводит нас до мысли, что она, как и прочие планеты, обитаема существами, которых органы приноровлены к особенным обстоятельствам светлого и могучего шара.

Поэты делали из Солнца рай для блаженных; суровые нравоучители утверждали, что его пламя служит орудием вечных страданий грешников: я, опираясь на началах астрономии и на последних моих наблюдениях, — я считаю себя вправе думать, что существа, осыпанные благодеяниями жизни, занимают его исполинские ободы.

Но, скажут, теплота, производимая его лучами на нашем шаре, который удален от него на сто сорок четыре миллиона верст, еще так сильна, что, по соразмерности, надобно предполагать поверхность его раскаленной до степени, превосходящей всякое понятие. Но Солнце или, лучше сказать, его светистая атмосфера производит теплоту только в таком случае, когда лучи ее падают на тело, способное поглощать их, и содержащее в себе запас скрытного теплотвора, как искра, вылетающая из столкновения стали и кремня, которая зажигает целый пороховой магазин, приводя в действие весь заключенный в нем теплотвор. Вершины высоких гор покрыты вечными снегами и льдом, хотя они ближе к Солнцу, чем низменные места. Опыт воздухоплавателей подтверждает также постепенное охлаждение высших слоев воздуха. Фокус самых больших телескопных стекол не обнаруживает в своем воздухе никакого приметного жара, хотя его зажигательная сила так велика, что плавит самые твердые металлы, положенные в его точке. Если на нашей планете теплота зависит от способности каждого тела более или менее принимать впечатления солнечных лучей, то, для обитаемости солнца, довольно, чтобы жидкости, разлитые в нижних областях его атмосферы, и тела, составляющие его поверхность, были в известной только степени чувствительны к собственным его лучам. И это именно можно почитать за доказанное обильным их выпуском в пространство, где текут планеты; потому что, если б летучие жидкости солнечной атмосферы или вещество твердой коры легко входили в химическое соединение с его лучами, оно б освобождало гораздо менее света.