Виктор Сапарин - Забытый Полдень

Такая оценка дорогого стоит…

Виктор Степанович Сапарин, инженер по образованию, начал свою работу в литературе, если относить к ней журналистику, в 30-е годы прошлого века корреспондентом отдела науки газеты «Правда», а закончил главным редактором популярнейшего в своё время журнала «Вокруг света».

«Нас было четверо друзей на студенческой скамье, жаждавших познать всё… В ту пору мы увлекались теорией относительности Эйнштейна, разбирали схемы электронных ламп, о которых ещё не упоминалось в учебниках, и считали возвышенной наукой астрономию», — писал уже в 1964 году Виктор Степанович. Обратите внимание на эпитет! «Возвышенная наука»! «Нас очень манил космос, тогдашний, необжитый космос…».

Космосом, впрочем, писатель Сапарин занялся уже в конце 50-х, после запуска первого спутника. И это знаменательно для его творчества.

«Потом мы поняли, — вспоминает писатель , — что познать всё одному человеку не под силу, но на пути к непостижимым целям один из трёх моих товарищей стал академиком, другой — членом-корреспондентом Академии наук, третий — писателем и литературоведом, знатоком Жюля Верна и Герберта Уэллса».

(Об именах двух первых друзей можно только гадать, но в третьем явственно узнаётся Кирилл Андреев, автор «Трёх жизней Жюля Верна» и «Искателей приключений» — тоже почти забытый писатель… Слишком легко мы отбрасываем своё прошлое!

На «Три жизни…», кстати говоря, Сапарин написал объёмную рецензию, за текстом которой видна глубочайшая эрудиция, не уступавшая эрудиции автора книги.)

Но, думается, Виктор Степанович в статье «Почему и для чего», цитаты из которой приведены выше, несколько лукавит либо добросовестно заблуждается. Стать академиком или членкором не получится, если стремишься «познать всё». Ибо, как известно ещё из Козьмы Пруткова, «специалист подобен флюсу: полнота его одностороння». А С. Е. Лец выразил ту же мысль ещё более точно: специалисты скоро будут знать всё ни о чём, а эрудиты — ничего обо всём. Хороший журналист — это именно такой эрудит, пусть это звучит парадоксально.

Научная журналистика в СССР получила развитие, несравнимое с западным. «Догнать и перегнать!» — актуальный лозунг тех времён пронизывал всю общественную жизнь СССР. И это было правильно. Страна победившего пролетариата во враждебном окружении могла выстоять, только имея передовую науку. В науку — и промышленность, основанную на новейших достижениях советской науки — следовало привлекать талантливую молодёжь. Это был социальный заказ.

В. С. Сапарин был сыном своего времени. Времени тяжёлого (но не столь тяжёлого, как нам пытаются внушить), времени страшного (но не столь страшного…), времени прекрасного.

Сапарин был хорошим, чего там — отличным журналистом. Именно при нём журнал, которым он руководил, стал популярнейшим. Именно при нём стал выходить «Искатель», в ту пору — приложение к журналу «Вокруг света», сыгравший огромную роль в популяризации фантастики в СССР.

В 1946 году В. С. Сапарин перешёл в ряды писателей, журналистики при этом не оставляя. Тогда в 1-м номере журнала «Знание — сила» был опубликован рассказ «Ультраглаз». Речь в нём шла о приборе, который при помощи излучения, сравнимого по мощи с космическими лучами, даёт на экране изображение происходящего за любой преградой: скалой, стеной… На одном из первых испытаний при помощи этого прибора была раскрыта кража (в другом варианте рассказа — предотвращён пожар).

(Заметьте: ни писателя, ни редактора совершенно не волновала проблема вторжения в частную жизнь, хотя Сапарин и упоминает в рассказе лесажевского «Хромого беса», который поднимал крыши домов и наблюдал за происходящим. Но упоминает так, мимоходом. О воздействии такого мощного излучения на организм человека автор тоже не задумывался. А о том, что как раз в это время над подобной проблемой работал профессор Ощепков, Сапарин, конечно, не знал. Ибо в шарашки допущен не был.)

А потом… потом пошло, что называется, косяком. Нет, плодовитость писателя не сравнить с нынешними авторами, штампующими по паре-тройке (а то и больше) романов в год. Но по тогдашним временам В. С. Сапарин был одним из плодовитых писателей, а уж среди фантастов, пожалуй, самым плодовитым.

И тогдашнее творчество писателя не выходило из русла советской фантастики «ближнего прицела»; Сапарин находился в одном ряду с Немцовым и Охотниковым.

Осмелюсь предположить, что Сапарину было работать даже легче. По двум причинам.

Во-первых, научная журналистика наложила свой отпечаток на его литературное творчество. Ведь если прочесть рассказы (и пару повестей) писателя в промежутке между 1946-м и 1958-м годами, можно удостовериться: это не рассказы в полном смысле слова. Это художественные, вернее — беллетризированные очерки.

Уж к рассказам 40-х годов такое определение можно применить не сомневаясь. В первых четырёх рассказах нет ни героя, ни сюжета, даже фабула, в общем-то, простовата. Лишь в «Железном сердце» появляется какой-то сюжет. Очерковость довлеет.

А очерки Сапарина, посвящённые развитию Академии наук, её филиалам в разных концах страны и достижениям, телевидению (пока ещё экспериментальному, но регулярно ведущему передачи), автоматическим ГЭС, читаются и сейчас. Главный пафос этих публикаций: мы этого достигли! Мы это умеем! А завтра сумеем больше!

В послезавтра автор не заглядывал. Он выполнял социальный заказ. В том же очерке «Показывает Москва» телепередатчик (как и приёмники) работает при помощи диска Нипкова. Тогда уже существовал иконоскоп — электроннолучевая трубка, но о ней даже не упоминается. Это будет послезавтра — и будет ли? Нужно добиваться реального!

Таковы и рассказы Сапарина 40-х -50-х годов. Напоминаю: до запуска первого спутника!

Вторая причина — Сапарин искренне верил в силу науки, определяющей мировоззрение советского человека. Наука решает всё! Немцов в меру своих слабых сил боролся с мещанством, Охотников углублялся в технические вопросы (он, известный изобретатель, получил звание инженера, не имея высшего образования — бывали в те времена такие примеры) — и не интересовался психологией, у Сапарина всё выходило автоматически: выше наука — выше и мораль! Ну, а остатки подонков и всякие шпионы, тем более бывшие эсэсовцы, ничего иного не заслуживают, как автоматического расстрела (рассказ «Железное сердце»). Такова была общественная атмосфера.

Вот типичный пример сапаринского рассказа: зарубежной принадлежности быстроходная яхта то и дело заходит в территориальные воды СССР. Пограничники пытаются её поймать, а она легко оставляет их позади. Но тут вмешиваются учёные. Их судно непонятной конструкции обгоняет и останавливает шпионскую яхту. Оказывается, за испытаниями этого судна мерзавцы и следили… Секрет в ракетном двигателе («Испытание»).