Джин Вульф - Герой как верволк

Он остановился, возможно — думая об тех временах, огнях в ночном лесу и погоне, возможно — лишь пытаясь упорядочить мысли. Пол ждал, почёсывая лодыжку, и через несколько секунд старик произнёс:

— Знаешь, мы никогда не хотели этого делать, мы, Пенделтоны. Эт моя и Джейни фамилия: Пенделтон. Джейни зовут Августа Джейн, а я — Эммитт Джей.

— Пол Горо, — представился Пол.

— Рад познакомиться, мистер Горо. Когда пришла пора, они забрали всю мою родню со стороны Уортморских Пенделтонов; мы их всегда так звали, поскоку они, по большей части, жили неподалёку оттуда. Они со мной были в двоюродном, и в троюродном родстве. Мы были Эвершоуские Пенделтоны, и никого из нас они не взяли. Дурная кровь, говорят: слишком много непрального, чтоб стоило это исправлять, иль слишком много того, что мона исправить непрально, а оно снова проявится. Моя ма (она тогда жива) всегда божилась, что всё это из-за сынка её сестры Лиллиан. У него вся голова сбоку была вдавлена. Понимаешь, что я имею в виду? Говорили, что его корова в детстве лягнула, но эт не так — он просто таким уродился. Он мог говорить малость (есть такие, кто эт высоко ценит), вот тока слюни изо рта бежали. Моя ма сказала, что кабы не он, мы б попали, наверняка. Разве что только моя сестра Клара, она родилась с дурным глазом — ну, знаешь, слепой, и с веком на нём что-то не так было. Но она была не дурней остальных. Светлую голову на плечах имела. Так что я б сказал, наверно, ма была права. Полагаю, с твоей семьёй то же самое?

— Думаю, да. Не знаю, как было на самом деле.

— У многих был дай-бет. Они могли это поправить, но ежли было что-т ещё, то таких они просто не брали. Конечно, когда всё закончилось, никаких лекарств для них больше не было, и они довольно быстро повымерли. Когда я был молод, то думал, что оно именно эт и означает: дай-бет — ты помираешь. [1] На английском первый слог слова diabetes (диабет) читается как «дай», точно также как слово die (умереть). — Здесь и далее примечания переводчика. На самом деле это сладость крови. Ты слышал об этом?

Пол кивнул.

— Хотелось бы как-нибудь попробовать малость, но я так и не подумал об этом, пока их ещё можно было найти.

— Если они не были господами…

— Эт не значит, что я б убил их, — быстро добавил старик. — Просто взял бы одного, чтоб резануть ему чутка руку, а я мог попробовать. Тогда — это будет 2009; сейчас уже почти писят годков прошло — я знавал нескольких, как раз моего возраста… Что я собирался сказать в самом начале, так это то, что мы, Пенделтоны, ни о чём таком не помышляли. Мы фермерствовали, и собирались продолжать, растить свои собственные овощи и разводить свой собственный скот. Ну, какое-то время мы так и делали, но долго это не продлилось.

Пол, который никогда не рассматривал идею того, чтобы жить с земли, и даже не представлял, что подобное возможно, мог только смотреть на него, ничего не говоря.

— Возьми, к примеру, куриц. Все всегда говорили, что нет ничего проще, чем разводить куриц, но эт было, когда было лекарство, чтобы добавить его в воду для защиты от болезней. Ну что ж, пришло время, когда ты не можешь его достать — также, как и банку бобов в этих их магазинах, где не используют деньги, карты или чего-то, что человек мог бы понять. У моего бати была стая в две сотни голов, когда разразилась болезнь, она выкосила всех кур за четыре дня. Считается, что нельзя есть тех, что умерли от болезни, но мы всё равно делали это. Ощипывали и консервировали — к тому времени наш старый локер, [2] Локер (англ. locker — «запирающийся») — отделение в холодильной установке на фабриках и в ресторанах. подключавшийся на стене, уже не работал. Когда вся курица была законсервирована, батя оседлал лошадь, которая тогда была у нас, и поскакал за двадцать пять миль туда, где новые люди растили курицу для себя. Хотя, полагаю, ты знаешь, что с ним случилось: они не хотели продавать, и они не хотели меняться. Наконец, он принялся умолять их. Он был Пенделтоном, и всегда плакал, когда рассказывал об этом. Он говорил, что чем сильнее молил их, тем страшнее они становились. Ну что ж, наконец он протянул руку и ухватил одного за ногу — он стоял перед ними на коленях, — а тот ударил его по лицу книгой, которая была у него с собой.

Рассказывая, старик раскачивался взад и вперёд на своём сиденье, его глаза были полузакрыты.

— Семян тогда уже не осталось, кроме тех, что сохранились с прошлого года, а кукуруза уродилось настолько плохая, что початки были не длиннее вялого хера. Не было пуль для батиного старого ружья, негде было купить новые капканы, когда мы теряли старые. Затем однажды, перед самым рождеством, эти самые машины начали распахивать наши поля. Они забыли о нас, понимаешь? Мы бросали в них камни, но толку от этого не было, и около полуночи одна из них прошла прямёхонько сквозь дом. Тогда там никто не жил, кроме ма, бати, моего брата Тома, меня и Джейни. Джейни была совсем малюсенькой. Машина поранила Тому ногу куском два-на-четыре: [3] Два-на-четыре ( 2×4 , two-by-four , или two by four ) — стандартный размер нестроганного бруса в дюймах. засадила в неё расщеплённый конец, понимаешь? Рана начала гнить и он умер через неделю; тогда стояла зима, а мы жили на холме, в хижине, которую я и батя выстроили из веток и молодых деревьев.

— Насчёт Джейни, — воспользовался паузой Пол. — Могу понять, как тебе не хочется отпускать её…

— Хочешь сказать, что не хочешь её? — Старик сместился на своём сиденье, и Пол увидел, как его правая рука продвинулась к щели, где горизонтальная поверхность соединялась с вертикальной. Щель была немного — самую малость — широка, и Пол думал, что знает, что там спрятано. Старика он не боялся, и ему уже не раз приходила в голову мысль, что, убей он отца Джейни, ничто не помешает ему забрать её.

— Я хочу её, — заявил он. — Без неё я не уйду. — Не зная зачем, он встал.

— Бывали уже такие, говорили то же самое. Пойду, понимаешь, на собрание, как обычно; вернусь через месяц, а этт малый будет ждать.

Старик поднимался на ноги, его челюсть воинственно выпячена.

— Увидят они её, — продолжал он, — и болтают, прям как ты, о том, что будут о ней хорошенько заботиться, хоть ни один, заглянув к нам, не принёс даже кусочка еды. Я и Джейни, мы иногда не ели по три-четыре дня — они эт в расчёт никогда не берут. А теперь — глянь-ка на неё.

Быстро нагнувшись, он взял свою дочь за руку; она грациозно поднялась, и он крутанул её на месте.

— Её ма была красоткой, — пояснил он, — но не такой красавицей, как она, пусть она и настолько худенькая. И голова у неё тоже в порядке — чтоб там ни говорили.

Джейни смотрела на Пола испуганными, звериными глазами. Он подал ей знак (как он надеялся — спокойно), чтобы она подошла к нему, но Джейни лишь прижалась к отцу.