Кейт Лаумер - След памяти [сборник]

— О, ничего. Две прошлые ночи меня мучили кошмары… И то же у большинства людей здесь. Забудьте это. Ответьте мне, Роберт, серьезно, если я все же решусь остаться, останетесь ли вы? Вы сможете поселиться рядом?

Керанс улыбнулся:

— Хотите соблазнить меня, Беа? Что за вопрос. Вспомните, что вы не только самая прекрасная женщина здесь, но и вообще единственная женщина. Нет ничего более необходимого, чем пример для сравнения. У Адама не было эстетического чувства, иначе он понял бы, что Ева — прекрасная награда за труд. Но, к сожалению, незаслуженная.

— Вы довольно откровенны сегодня! — Беатриса встала и подошла к краю бассейна, обеими руками перебросив волосы на лоб. Ее длинное гибкое тело засверкало в солнечных лучах. — Но разве все действительно так мрачно, как утверждает Риггс? У нас, по крайней мере, останется крейсер.

— Он неисправен. Первый серьезный шторм потопит его, как ржавый бидон.

Ближе к полудню жара на террасе стала невыносимой, они оставили дворик и перешли внутрь. Двойные венецианские стекла пропускали лишь часть солнечного света, так что воздух внутри пока еще был прохладен. Девушка растянулась на длинной бледно-голубой, укрытой какой-то шкурой софе, рука ее играла мехом. Это помещение принадлежало ее деду и было ее домом с тех пор, как ее родители умерли вскоре после ее появления на свет. Выросла она под присмотром отца матери, одинокого эксцентричного промышленного магната. (Керанс не знал источников его богатства; когда он спросил об этом Беатрису вскоре после того, как они с Риггсом натолкнулись на ее двухэтажную квартиру на крыше небоскреба, она кратко ответила: «Скажем, у него водились деньжата».) В прежние времена он был известным меценатом, хотя вкусы его склонялись ко всему эксцентричному и причудливому, и Керанс часто думал, насколько его личность отразилась в его внучке. Над камином висела большая картина сюрреалиста начала двадцатого века Дельво; на ней женщина с обезьяньим лицом, обнаженная до пояса, танцевала со скелетами в смокингах. На другой стене висел фантасмагорический пейзаж Макса Эрнста.

Некоторое время Керанс смотрел на тусклое желтое солнце, пробивавшееся сквозь экзотическую растительность на картине Эрнста; странное чувство воспоминания и узнавания охватило его. Вид этого древнего солнца что-то будил в глубинах его подсознания.

— Беатриса!

Она посмотрела на него, и он подошел к ней.

— В чем дело, Роберт?

Керанс заколебался, чувствуя, что наступает решительный момент, который ввергнет его в полосу потрясений и изменений.

— Вы должны понять, что если Риггс уйдет без нас, мы позже сами уйти не сможем. Мы останемся здесь навсегда.

Поставив свой катамаран на якорь у причала, Керанс спрыгнул с него и по трапу поднялся на базу. Подойдя к двери в защитной сетке, он обернулся и сквозь волны жары, заливавшие лагуну, увидел на противоположном берегу у балконных перил Беатрису. Он помахал девушке рукой, однако она, не отвечая, отвернулась.

— Сегодня у нее день плохого настроения, доктор? — Сержант Макреди вышел из каюты охраны, и его лицо с клювообразным носом исказилось подобием усмешки. — Она необычное существо, не правда ли?

Керанс пожал плечами.

— Вы знаете этих девушек, слишком долго живущих в одиночестве, сержант? Если вы не поостережетесь, они постараются свести вас с ума. Я пытался убедить ее собрать вещи и отправиться с нами. Однако вряд ли мне это удалось.

Макреди пристально взглянул на крышу далекого небоскреба на противоположном конце лагуны.

— Я рад, что вы так говорите, доктор, — заметил он уклончиво, и Керанс так и не смог решить, относится ли его скептицизм к Беатрисе или к нему самому.

Даже если они с Беатрисой останутся, Керанс решил сделать вид, что они уходят вместе со всеми: ведь каждую минуту из последующих трех дней следовало потратить на увеличение запасов; нужно было тайком унести во складов базы как можно больше необходимого оборудования. Керанс все еще не принял окончательного решения — вдали от Беатрисы вернулась его нерешительность. Он уныло размышлял, насколько искренне говорила с ним она — Пандора, с ее смертоносным ящиком, полным желаний и разочарований, с легко открывающейся и столь же легко захлопывающейся крышкой. Хотя эта нерешительность ясно отражалась у него на лице и доставляла ему большие мучения, а Риггс и Бодкин легко могли определить ее причины, он тем не менее решил оттягивать согласие на отъезд до последней возможности. Хотя он и не любил военный лагерь, он знал, что вид уплывающей базы подействует на него как мощный катализатор страха и паники, и тогда любые отвлеченные причины его отказа уехать потеряют всякую силу. Год назад он случайно остался в одиночестве на небольшом рифе. Ему пришлось проводить дополнительное геомагнитное исследование, и он не услышал сирену, так как снимал показания приборов в глубоком подвале. Когда десять минут спустя он выбрался из подвала и обнаружил, что база находится уже в пятидесяти ярдах от берега и это расстояние все увеличивается, он почувствовал себя как ребенок, внезапно лишившийся матери. С огромным трудом подавил он панику и выстрелил из своего сигнального пистолета.

— Доктор Бодкин просил меня направить вас в лазарет, как только вы появитесь, сэр. Лейтенанту Хардману сегодня утром стало хуже.

Керанс кивнул и осмотрел пустую палубу. Он пообедал с Беатрисой, зная, что база все равно в эти часы после полудня пустует. Половина экипажа находилась на катере Риггса или в вертолетах, остальные спали в своих каютах, и он надеялся спокойно осмотреть склады и арсенал. К сожалению, Макреди, эта сторожевая собака полковника, шел за ним следом, готовый сопровождать его до лазарета.

Керанс старательно осмотрел пару комаров-анофелесов, пробравшихся через проволочную сетку перед ним.

— Все еще просачиваются, — указал на них Макреди. — А что слышно насчет второго заграждения, которое вы должны были установить?

Сбивая комаров фуражкой, тот неуверенно огляделся. Второй ряд экранов из проволочной сетки вокруг всей базы был любимым проектом полковника Риггса, Время от времени он приказывал Макреди выделить для этой работы людей, но так как ее выполнение означало пребывание на неудобных деревянных козлах под прямыми солнечными лучами в облаке москитов, до сих пор было установлено только несколько секций вокруг каюты Риггса. Теперь, когда они постепенно двигались на север, необходимость во втором ряде ограждений вообще отпала, но пуританская совесть Макреди не могла успокоиться.

— Сегодня же вечером я вышлю людей, доктор, — заверил он Керанса доставая из кармана ручку и блокнот.