Андрей Измайлов - День свершений [сборник]

Экки плеснул еще кружку.

Поверхность картины вспучилась, обрела не кажущийся, а реальный объем. Гора тяжело качнулась и, раздвинув холмы, полезла в каюту. Мокрый глинистый язык съехал на газон, пол сразу прогнулся, откуда-то нанесло мелкой гальки, затрещали стягивающие каюту переборки. Пахнуло сырым ветром, удушливой предгрозовой тишиной.

Оскальзываясь на глине и гальке, Экки пересек каюту, вызвал Лолу. Лола не отвечала. Он включил изображение — и отпрянул: в экран бился желтый от взбаламученного ила прибой. Обычно тихое, играющее бликами озеро в Лолиной каюте вздыбилось, разбушевалось, выгнулось из картины, грозя прорвать стереополотно и, гоня перед собой ил и камни, затопить все. Того берега с холмами и горой не было видно. Лола с неподвижными глазами сидела в углу, пытаясь взглядом остановить стихию.

— Экки, хорошо, что ты появился, мне страшно! — сказала она бесцветным голосом. — Я читала, а тут вдруг как загремит, как оно начнет рваться сюда! Почему, Экки?

— Погоди, Ло, я сейчас что-нибудь придумаю.

— Нет-нет, не уходи, забери меня отсюда, я боюсь.

— Не так сразу, Ло, позже заберу. Или вот что: закажи моторку и пробковый жилет. Правь в сторону горы. Я тебя встречу.

— Я не понимаю, Экки. Как это? Что случилось?

— Ло, не трать слов. Правь к горе. Я встречу!

Инзор поперхнулся и смыл изображение Лолы, заместив его жестким командирским профилем по прямому экстренному каналу:

— Внимание, внимание. Чрезвычайное сообщение. В секторе восемь-эпсилон-восемь обнаружилась концентрация гравигенных сил. Всем обитателям сектора немедленно приготовиться к эвакуации. Просьба сохранять спокойствие. Экраны оставить включенными. Повторяю…

Гора доползла до инзора, смяла его, полезла в бытовку. Оглядываясь через плечо, Экки соединился с Техцентром и запросил спасательное снаряжение для альпинистов. Механизмы не удивились и, прежде чем гора сжевала их, выдали из камеры штормовку, две пары триконей, ледоруб и рюкзак с двухнедельным НЗ.

Когда галечниковая осыпь подкатилась под ноги, Экки, уже переодетый, вскарабкался по каменным неровностям вверх, протиснулся в зазор между рамой ожившей картины и склоном горы. Он поскользнулся, упал, больно ударился локтем. Но откуда-то сам собой пробуждался навык. Ноги устойчиво напружинились, часть веса принял на себя ледоруб.

Гора уходила отсюда в свое пространство, в свои небеса. Попирая законы перспективы, расстояние пока не убивало привычных комнатных соотношений между предметами. Экки, например, отчетливо видел, как на запасном экране, еще не слизанном осыпью, проявился Игорь, отступающий от чего-то, спиной вперед, с распахнутыми руками и втянутой в плечи головой. Вот он обернулся, заглянул в каюту Экки, изумленно округлил глаза, на секунду потерял бдительность, и тотчас же у него под мышками, поверх головы, через плечи выхлестнули зеленые плети — зеленая стена дикого, жадного до жизни леса, оттеснив Игоря, затопила экран. Все это почти в тишине, потому что грохот камней и шум ветра вокруг Экки не соответствовал свисту распрямляющихся веток и шелесту листьев, которые должен был порождать лес.

Верхом горы Экки обогнул холмы, спустился к озеру. Лолу он нашел на берегу — свесившуюся через борт надувной резиновой лодки, пропоротой корягой. Мотор терпеливо фырчал. Волна гоняла по песку консервную банку с питьевой водой.

Экки тронул слипшиеся, потускневшие волосы девочки, накинул на ее обнаженные мокрые плечи штормовку.

— Идти можешь?

Лола открыла глаза, неуверенно поднялась, провела руками по телу сверху вниз:

— Ой, Экки, я рада, что мы здесь. А ты совсем не похож на того, который в инзоре.

— Нашла время… Идти можешь?

— Не знаю, а что это все?

— Думаешь, для нас с тобой? Как бы не так. На, обувайся!

Он усадил девочку на борт лодки, помог натянуть и зашнуровать трикони. Лола не могла сбить икоты и все еще вздрагивала то ли от холода, то ли от страха.

Отойдя от берега, Экки в просвете между холмами увидел вросшую в землю стену с прямоугольным окном внизу, через которое гора вторглась в искореженную каюту. Лола завороженно сделала несколько шагов, стала на колени, уперлась в срез, и мальчику волей-неволей пришлось вслед за ней сунуть голову под раму. Как раз в это время там, повинуясь чьей-то команде, начали таять переборки. Бытовки вбирали в себя стены, полы и потолки съеживались и утопали в магистральных трубах, точно звездолет постепенно уступал свой объем горе. На миг открылось изнутри все огромное пространство корабля — сплетение труб и кабеля, суетливые, без паники людские фигурки в приметных спасательных скафандрах, неподвижные, ничем не удерживаемые в воздухе рамы двух тысяч взбесившихся картин, через которые вламывался в звездолет вымышленный художником и заново за годы полета додуманный каждым звездоплавателем забыто-знакомый мир.

Ошалев от этого зрелища, Экки потащил Лолу за руку прочь, прочь, все выше и выше по склону. Следом выскочили люди. Кричали, звали, настигли. Экки отбивался, заслонял собой девочку. Его повалили. Вырвали рюкзак. Втиснули в скафандр. Навинтили шлем. И в таком виде, дрыгающего ногами и руками, выволокли через шлюз в Космос. Там уже перемигивались дюзами ракетные шлюпки, кувыркались аварийные плотики под ненадежными пленочными куполами, сновали светящиеся ярко-оранжевые командирские скутера. Спасатели подбирали одиночек в скафандрах и организовывали их, нанизывая за поясные карабины на буксирный фал.

Всюду плавали потерянные, ставшие внезапно ненужными вещи.

Экки кинулся обратно к шлюзу, застучал в створку, замуровавшую в корабле странный мир. Но кто-то решительно взял его за руку, до боли сжал через перчатку, и мальчик улыбнулся сквозь слезы, потому что это был Родий.

«Как мама?» — спросил он.

«У них все в порядке!» — почти не разжимая губ, ответил брат.

Звездолет висел в пустоте, покинутый и беззащитный. В абсолютном безмолвии не передающего звуков вакуума по его оболочке зазмеились трещины, обшивка лопнула, и оттуда, как цыпленок из яйца, прорезался острый пик заснеженной горы. В лучах Аламака снег показался сиреневым. Гора лезла и лезла из звездолета, все дальше разводя в Космосе половинки корабля, и уже непонятно было, как она первоначально в нем помещалась, — впрочем, загадка не загадочнее той, по которой взрослая курица, несущая яйца, сама когда-то вылупилась из яйца… Далеко отстав от горы, из звездолета выныривали все новые кусочки нарождающегося мира. Кусочки склеивались, притирались один к другому, на глазах образовывали нечто огромное и цельное.

Скутера, плотики, люди, масса утративших название и назначение предметов сыпались на заметно круглеющую поверхность, уже приодетую разными пейзажами.