Андрей Измайлов - День свершений [сборник]

— Четырнадцать миль, — сказал, стоя на пороге, начальник объединенного космического командования. Председатель, как ужаленный, обернулся. Курвиметр вылетел из его вспотевших пальцев, сухо ударил по полу — сколовшаяся рукоятка длинной глянцево-черной каплей брызнула под необъятный стол. — Меньше никак, я тоже… И места опасные — зыбучий солончак, дюны. Крысиные города. В одиночку не добраться.

— Я намечал путь следования мобильной группы, — высокомерно проговорил председатель. — На случай, если днем его не обнаружат и придется вечером взять или уничтожить его дома.

— Я так сразу и понял, мой генерал.

Председатель нагнулся за осколком. Его дыхание, натужное от неудобной позы, прерывисто скрипело в тупой подземной тишине. Потом, упершись одной рукой в колено, он медленно распрямился.

— Да, — сказал он, задыхаясь. — Крысиные… — неловко приставил обломок к обломку — пальцы его не слушались, излом колотился об излом. — Еще можно склеить, — беспомощно выговорил он.

— Можно, — ответил начальник объединенного космического командования. — Только зачем?

Перерыв обрывает работу, как смерть.

Перерыв сметает бьющий в мозг грохот, и в мозгу становится просторно и пусто от распахнувшейся тишины, и кажется, будто проваливаешься и падаешь. И действительно падаешь — там, где застала сирена, и не думаешь уже ни о чем, и долго не можешь шевелиться, говорить, даже пить — только тупо смотреть, как тонет свет в медленных перекатах каменной пыли, как растворяются, убегая во мглу, тусклые рельсы узкоколейки, как, стиснутое узостью штольни, мерцает исчезающее пятнышко света — у выхода, над постом охраны.

В перерыв можно слышать кашель. Вблизи, вдали. Он ходит мертво хрустящими волнами — немощно кашляет мгла, старчески кашляет эхо.

Профессор сидел, привалившись к борту вагонетки. Рядом хрипел напарник — живот его, раздвинув полы лишенного пуговиц пальто, судорожно ходил вверх-вниз. Бессильно ворочая глазами, напарник следил, как профессор, отпив, завинчивает флягу.

В перерыв можно разговаривать.

— Я человек без воли, — просипел напарник. — Вечно все… выхлебаю с утра. А потом загибаюсь.

Профессор молча протянул ему флягу. Запекшиеся в черную корку губы дрогнули, рука шевельнулась и бессильно замерла.

— Берите, берите, — профессор подождал еще. Напарник закрыл глаза. — Ну, ничего, — сказал профессор, убирая флягу. — Скоро воды будет вдоволь.

Напарник вдруг застонал, словно от мучительной боли, и перекатил голову лицом вверх.

— Молчите уж, — просипел он, — раз ничего не понимаете.

Сердце успокаивалось. Кровь перестала пульсировать в глазах и в пальцах.

— Знаете, чем отличается человек разумный от человека дрессированного? — вдруг спросил профессор. — На вопрос, как достичь благоденствия, портной сказал бы, что нужно шить больше красивой одежды, спортсмен — что нужно больше бегать… писатель — что нужно слово в слово публиковать все, что он пишет, а, например, больничный врач — что нужно увеличить число коек в палатах. И все были бы правы. Но эта правота не имела бы никакого отношения к ядру проблемы.

Напарник выждал. Затем спросил с беспокойством:

— Зачем вы это сказали?

— Не знаю, — помедлив, ответил профессор. — Понимаю: это естественно. Но так безнадежно. Вот и приходит в голову…

— Вам еще что-то приходит в голову?

Профессор смолчал.

— Мне тоже иногда… приходит в голову, — напарник со свистом вдохнул. — Я спать не могу от ужаса. Я отпилил бы себе эту голову, чтобы в нее ничего не приходило!

Профессор чуть улыбнулся — губы лопнули сразу в трех местах. Он слизнул капельки крови и примирительно сказал:

— Здесь это не трудно, по-моему.

— Ах, так вы издеваетесь надо мной! — напарник резко повернулся к нему и на миг сморщился от боли в мышцах. — Вы меня провоцируете! — почти выкрикнул он.

Профессор смолчал.

— Маркшейдер, значит, передал вам мои слова!

Профессор смолчал, не понимая. Только опять слизнул кровь.

— Вас подослали ко мне!

Профессор чуть пожал плечами.

— Если бы вы и впрямь думали так, вы бы так не говорили.

Напарник исступленно расхохотался.

— А я вас не боюсь! Нет! Не боюсь!

Профессор взял флягу, отвинтил колпачок и протянул ее напарнику. Тот схватил и присосался к горлышку, вызывающе и гордо кося профессору в глаза. С клекотом задергалась короста курчавой бороды на короткой шее, по ней потекли струйки.

— И я вас не боюсь, — сказал профессор. — Для подвига маловато… нет? Пейте аккуратнее.

Напарник, утираясь грязным рукавом пальто, вернул ему почти пустую флягу.

— Я так и знал, что вы пожалеете мне этих несчастных трех глотков, — сказал он с торжеством.

Профессор смолчал.

— Да! — задыхаясь, сказал напарник. — Да!

Профессор не ответил.

— Да! Я геолог, вы правы. Был. Имел честь и удовольствие, Я помню карту района, как таблицу умножения. Знаете, какое давление там? — он ткнул рукой в сторону рабочего конца штольни. — Кто составлял план работ? Он не сдал бы у меня ни одного зачета! — напарник снова перевернулся на спину, и снова лицо его перекосилось, сквозь зубы прорвался короткий стон. — Без дальнего бурения, без распорок… Я все время жду, когда скала лопнет и как из пушки ударит твердый кипяток! Понимаете? Всей кожей, каждую секунду — жду!

Он замолчал, мертво глядя вверх, в слоящийся воздушный кисель. Профессор подождал, потом тихо спросил:

— Вы говорили кому-нибудь об этом?

— Н-нет, — напарник усмехнулся хрипло.

— Вы… боитесь? — осторожно спросил профессор.

— Я маркшейдеру сказал, — вдруг выдохнул напарник, скосив на профессора белые глаза. — Маркшейдеру. А его взяли. Если он обо мне скажет… ведь, с их точки зрения, я паникер и клеветник, и все. Я каждую секунду жду, что за мной придут.

— Ну чего вы так боитесь? — мягко, успокаивающе проговорил профессор и тронул напарника за плечо. — Подумайте, что вам — после всего этого — могут еще сделать?

— О! — исступленно зашептал напарник. — Мы даже не представляем, что они нам могут сделать. Они все могут!

Хлипкий кашель вяло встряхнулся неподалеку. Ему ответили из темной глубины, и минуты три взад-вперед летали ломкие, как сухие листья, хлопья звука.

— Завтра обход, — задумчиво сказал профессор. — Можно попытаться переговорить с техническим директором прямо здесь.

Напарник только плотнее закутался в пальто.

— Это единственный шанс. Хотите, я попробую?

Напарник напрягся, но тут же обмяк.

— Нет, — с сожалением сказал он. — Вы не специалист… — его вдруг заколотило. — Умоляю, нет! Вас спросят, откуда вы это взяли, и все равно, все равно выйдут на меня! — вдруг он будто что-то вспомнил. С недоверием, как на сумасшедшего, уставился на профессора. — Погодите. Что вы мне голову-то морочите. Какое, к черту, завтра! Сегодня бы пережить. Вы разве не знаете, что завтра… — его глаза вдруг съехали куда-то в сторону, дыхание стало рваться. — Я так и знал. Он рассказал им.