Роберт Блох - Материнский инстинкт

Джилл ждала совсем не этого.

Для начала, не было ни знака, ни надписи — ничего, чтобы определить, что она попала на 1600, Пенсильвания-Авеню. И вообще, все это попахивало небывальщиной — чтобы сюда угодить, нужно было обойти квартал по боковой улице и уткнуться в какую-то постройку наподобие заброшенного склада. В таких в полицейских боевиках главный герой устраивает последнюю, самую крутую перестрелку.

Но Джилл ведь не была ни героем, ни героиней, ни даже чем-то средним. Она была самой собой, просто попала в затруднительное положение, к которому готова не была. Она сидела молча, когда водитель остановил лимузин на подъездной дорожке перед двойной дверью и извлек пульт для открытия ворог — некое низкочастотное устройство. Он и сам был довольно-таки низкочастотным — за все время их пути от отеля сюда не произнес ни одного слова. Просто какой-то Мистер Паинька.

А может, никакой он не водитель? Конечно, он мимолетно показал ей какие-то документы, носил соответствующую форму, лимузин у него был настоящий и номера на нем были государственные. Но документы можно подделать, форму купить, машину угнать. Может быть, ее отвезли на страшный заброшенный склад, а плохие парни сейчас ждут в засаде, за штабелями деревянных ящиков.

Внезапный жужжащий звук потревожил мысли Джилл. Двойная дверь ангара скользнула вверх, и лимузин вырулил в проем. Лучи фар прорезали темноту. Впереди Джилл не увидела ни ящиков, ни подъемников — склад оказался пустой оболочкой, скрывающий проезд.

Дорога вдруг ушла вниз, в темноту. В лимузине вдруг стало душно. Джилл задалась вопросом, как проветривается этот туннель, и проветривается ли вообще. И почему тут нет света? Как же жутко. Добро пожаловать в Белый дом, хе-хе-хе. Говорит ваш управитель, Сатана, прямо из глубин подземного мира…

Они остановились, и Джилл вся подобралась. Чего это вдруг?

Еще один луч света появился впереди и стал двигаться к лимузину, расплющивая по лобовому стеклу и капоту желтый круг. Фигура мужчины с фонариком. Позади него, в отблесках — еще один, такой же, с автоматом наперевес.

Окно со стороны водителя опустилось, и тот протянул руку, чтобы показать какую-то карточку, закатанную в пластик. Автоматный ствол хищно подался вперед, выцепляя всякое движение. Когда луч фонарика вторгся в машину и остановился на лице Джилл, она уже протягивала свое удостоверение. Она двигалась очень медленно, потому что шальная пуля запросто могла повредить ей контактные линзы — и все то, что было за ними.

Когда досмотр был завершен, водитель поднял стекло, и автомобиль двинулся дальше, свернув в проезд с белыми стенами, освещенный неоновыми лампами. Еще одна раздвижная дверь автоматически активировалась впереди, и они попали на подземную парковку. Двое мужчин, каждый с пистолетом в наплечной кобуре — самые настоящие клоны друг друга, — приблизились к лимузину, когда тот занял свободное место. Один застыл у водительской двери, другой пошел к ней и жестом пригласил на выход. Когда она открыла свою дверь, он улыбнулся и помог ей выти из машины — ни дать ни взять самый образцовый джентльмен, если не иметь в виду кобуру на плече.

— Добро пожаловать в Белый дом, — сказал он — без приступа зловещего смеха, без ссылки на адского господина, вообще без всяких намеков на самопредставление. — Будьте добры, следуйте за мной. — Этим все и ограничилось; далее он повел ее к лифтовым дверям, прорезанным в дальней стене.

Ее водитель завел лимузин и сделал разворот в направлении, откуда они прибыли; по-видимому, его не пригласили провести ночь в спальне Линкольна. Выходит, тот склад был никаким не складом, но это не доказывало, что перед ней — Белый дом. Ее сердце учащенно забилось — не так, чтобы сильно, но ощутимо.

Джилл и ее сопровождающий вошли в лифт, дверь за ними закрылась — и кабина двинулась вверх в идеально-шелковой тишине. Затем створка отъехала в сторону, и тут ее сердце взаправду начало нешуточно колотиться.

Теперь-то она точно была в Белом доме.

— Сюда, — сказал ей поводырь в костюме, шагнув вперед нее.

Зал впереди казался огромным. Всему виной были высоченные потолки — это Джилл отметила, вышагивая по устланному ковром коридору вслед за своим гидом. На стенах — причудливые картины, кругом — мебель класса «даже-не-вздумай-на-мне-сидеть». Антиквариат — бесценный, но непрактичный для использования, как и эти высокие своды, построенные в те времена, когда все, кроме богачей и знаменитостей, привыкли жить в задыхающихся от тесноты квартальных блоках. Благодаря яркому освещению здесь все казалось просторным и милостивым. Но где же все богачи и знаменитости? Зал пустовал, все боковые двери стояли запертые. Толстый ковер заглушал шаги по коридору, так что здесь не было эха. Серьезно, куда все запропастились?

Джилл попыталась вспомнить все то, о чем ей рассказывали в детстве. Примерно в те времена алфавит использовался исключительно для повседневных слов, а не для всяких обозначений типа ФБР, ЦРУ и прочей бюрократической солянки. В те времена простые граждане посещали Белый дом без специальных приглашений для участия в каких-то запланированных политических фотофинишах. Они приходили тогда просто потому, что хотели провести воскресный день, напирая на президента Хардинга или президента Кулиджа. Теперь такие вот невинные деньки были не более чем историей.

Она и сама явилась сюда по приглашению, но не для фотофиниша. И в этой встрече с президентом не было ничего невинного.

Ее сердце снова учащенно забилось просто при мысли о нем — всегда так было, с тех самых времен, когда они оба были юниорами, она — в колледже, он — в сенате США. Выпустившись, она получила работу мечты в интеллект-центре, а он был переизбран. Потом в его жизни появилась та женщина, Клэнси — слава Богу, он не женился на ней, глупая маленькая сучка наверняка разрушила бы все его шансы на выдвижение. Давным-давно, еще в колледже, разглядывая его фотографию на обложке журнала, Джилл поняла, на какой женщине должен жениться Президент. У нее должны быть и внешность, и ум, понятное дело, но кое-что еще тоже не помешало бы. Ему нужен был кто-то истинно преданный, тот, кто сделал бы Белый лом уютным гнездышком и был бы достоин носить его детей. И давным-давно, когда она поместила фотографию с обложки в рамку она уже знала, кем должна быть эта женщина. Журнал выбрал его в качестве идеального кандидата на пост президента. Прямо там и тогда она назначила себя его первой леди.

Да, он был избран, уже был на полпути к своему второму сроку — и за все это время так и не женился. Он не был геем, это уж точно, но в длительных отношениях ни с кем не состоял. Берегла себя и Джилл, запрятанная в дальний угол интеллект-центра и ждущая своего Рыцаря-на-Белом-Доме. Того, кто ни разу в жизни ее не видел, не говоря уж о том, чтобы поставить ее фотографию в рамке на тумбочку рядом с кроватью Линкольна или бумагорезкой Никсона.