Генри Каттнер - Земля обетованная

— Примерно так, как ты и ожидал, — ответил Фентон, глядя, как вибрирует мембрана, когда звук доходит до нее.

Ему стало интересно, как в холодном воздухе, содержащем тяжелые газы, звучит его собственный голос.

Светло-коричневые головы понимающе кивнули. Высокие люди вокруг трактора, казалось, немного ссутулились, хотя двое-трое засмеялись.

— Торрен обожает тебя, — сказала крупная женщина в меховом капюшоне. — В конце концов, так и должно быть. Может...

— Нет, — решительно ответил Фентон. — Он проецирует себя на меня, только и всего. Я могу ходить, куда захочу. Но я просто часть его тела, как рука или нога. Или глаз. И если глаз Торрена оскорбляет его...

Он резко замолк, пару раз стукнул кулаком по рулю и посмотрел вперед, на широкую, чистую улицу с аккуратными домиками с широкими окнами, которые, казалось, вырастали из камня, на котором стояли. Это были крепкие приземистые домики, построенные, чтобы противостоять ганимедианским бурям. А за крышами виднелись голые, заснеженные холмы. Это был красивый мир — для ганимедиан. Фентон подумал об этих крупных, длинноногих людях, закрытых в приютах, пока их мир медленно меняется за окнами так, что они скоро не смогут дышать.

— Но, Бен, — сказала женщина, — не похоже, чтобы людям был нужен Ганимед. Хотела бы я ним поговорить. Хотела бы, чтобы он понял...

— Вы представляете, — спросил Фентон, — сколько Торрен тратит в год? Людям на Ганимеде не нужны гостиные, но Торрену нужны те деньги, которые он получил, если... а, ладно, забудьте. Неважно, Марта.

— Мы будем сражаться, — сказал Марта. — Он знает об этом?

Фентон покачал головой и оглядел небольшую толпу.

— Я хотел бы поговорить с Кристин, — сказал он.

Марта указала на склон, ведущий к фермерским угодьям.

— Мы будем сражаться, — неуверенно повторила она, когда трактор тронулся с места.

Фентон услышал ее и на прощание махнул рукой, невесело улыбнувшись. Отъехав на несколько десятков метров, он услышал, слова мужчины, стоявшего рядом с ней.

— Конечно, — сказал он. — Конечно, будем сражаться. Только вот чем?

Фентон узнал Кристин с первого взгляда. Он заметил ее одежду из темного на фоне снега меха в толпе, расступившейся, чтобы пропустить трактор. Кристин помахала, как только узнала Фентона за стеклом машины. Он остановился, включил обогреватели воздухонепроницаемого костюма, в который был облачен, надел шлем, а затем распахнул дверь трактора. Даже несмотря на толстое стекло, его голос отлично разносился по белой пустоши.

— Кристин, — сказал он. — Подойди. Остальные идите дальше.

Они как-то странно посмотрели на него, но кивнули и побрели вниз по склону к долине. Было очень необычно смотреть, как они несут мотыги и садовые корзины, когда вокруг везде снег, но в долине, спрятанной под дымкой, было гораздо теплее.

Кристин подошла к Фентону, она была очень высокой и двигалась быстрой, плавной походкой, делавшей каждое ее движение приятным зрелищем. Ее светлые волосы были заплетены в толстую косу, глаза были ярко-голубые, а молочная кожа разрумянилась от холода.

— Посиди со мной, — сказал Фентон. — Я выключу искусственную атмосферу и оставлю дверь открытой, чтобы ты могла дышать... какое-то время.

Она наклонилась, чтобы пролезть в низкий проем, и забралась внутрь, усевшись на слишком маленькое сидение. Фентон всегда чувствовал себя не в своей тарелке рядом с этими большими, дружелюбными и спокойными людьми. Это был их мир, а не его. Если кто-нибудь тут и обладал ненормальным ростом, так это он, а не ганимедиане.

— Так что, Бен? — спросила она — ее голос прозвучал вместе со слабой вибрацией мембраны динамика в шлеме Фентона. Он улыбнулся и покачал головой. Ему не казалось, что он влюблен в Кристин. Это было бы так нелепо. Они могли говорить только через металл и касаться друг друга только через стекло или ткань. Даже воздух не подходил для них обоих. Обдумав возможность любви, он иронично ухмыльнулся.

Фентон в мельчайших подробностях рассказал, что произошло, и его мозг немного прояснился, пока он говорил.

— Думаю, мне надо было подождать, — сказал он. — Теперь-то мне это понятно. Нужно было держать рот на замке, пока не прошел бы хотя бы месяц с тех пор, как я снова на Ганимеде, чтобы успеть прозондировать почву. Кажется, я просто вышел из себя, Кристин. Если бы я узнал обо всем еще на Земле... если бы ты могла написать...

— Через почтовую службу космопорта? — горько спросила она. —Даже входящие письма теперь подвергаются цензуре.

Фентон кивнул.

— Так что планеты продолжают считать, что мы сами попросили перемены, — продолжала она. — Считать, что мы не справились на Ганимеде и сами захотели вернуться в приюты. Ох, Бен, это то, что мы ненавидим больше всего. У нас все идет так хорошо... вернее, шло, пока... — Кристин замолкла.

Фентон дотронулся до кнопки, заводящей двигатель, и развернул трактор на сто восемьдесят градусов так, чтобы перед ними оказалась широкая равнина внизу. Они отвернулись от Блока, и, не считая пятен в бирюзовой дымке там и тут, где другие теплые долины выдыхали влагу и испарения цветущих растений, в заснеженных холмах не было брешей — башен, марширующих по планете длинной колонной.

— Он знает, что в приютах мы умрем? — спросила Кристин.

— А вы и, правда, умрете?

— Думаю, да. Многие из нас точно. И, думаю, у нас больше никогда не будет детей. Можно будет забыть о прапраправнуках, которые, возможно, снова смогут ходить по Ганимеду и не дадут расе вымереть. Разумеется, мы не станем убивать себя сами. Даже не будем совершать расовый суицид. Мы не хотим умирать... но и не будем хотеть жить — в приютах.

Кристин повернулась на гладком сиденье трактора и встревоженно посмотрела на Фентон через стекло его шлема.

— Бен, если планеты узнают... если мы сможем передать им информацию — думаешь, они помогут? Кому-нибудь есть дело? Думаю, кому-то небезразлично. Возможно, не тем, кто родился на Земле. Те просто не смогут понять. Но обитатели других Центрифуг поймут. Ради их же безопасности, Бен, думаю, им придется нам помочь — если они узнают. Это могло произойти с любой группой, подобной нашей. Бен...

Краем глаза Кристин заметила тень, скользящую по снегу, и повернула голову, чтобы узнать, что это.

Затем трактор подбросило...

Фентон смутно услышал, как металл вокруг него рвется о камни, скрытые под снегом, по которому они скользили. В гулкой неподвижности, пока трактор завис на одной гусенице, прежде чем упасть, он ощутил во рту вкус крови, почувствовал вес Кристин, давящий на плечо и увидел черный контур своей руки и растопыренных пальцев, прижавшихся к стеклу, лежащем на белом снегу.