Роберт Шекли - На суше и на море 1963

Некоторые представляют себе туриста этаким холодным бродягой, которому все места милы одинаково, но не очень, и он себе бредет, любуясь всем, что встретится, и ничему не даря душу. Это неправда. Стоит послушать яростный спор патриотов Алтая, Кавказа, Памира. Какими красками засияет каждый из этих краев в рассказах своих приверженцев! А моя любовь — Тянь-Шань, Тянь-Шань — не Альпы, втридорога торгующие экзотикой, молочными продуктами и сувенирами. Там эдельвейсы — редкость, здесь они входят в ежедневный рацион овцы. На Тянь-Шане есть все, чтобы прочно стоять на собственных ногах, рудная база, богатые почвы, неизмеримые пастбища, густые леса. Тянь-Шань доброжелателен и щедр к человеку, но не терпит хамства и фамильярности. Я видел остатки леспромхоза, сметенного грязевым потоком со склона, на котором он варварски искоренял лес* Видел, как кувырком шла в реку машина с пьяным шофером. С Тянь-Шанем нужно обращаться серьезно, как с равным, и тогда откроются в хребтах и ущельях еще многие сокровища, которые сделают богаче, интереснее и надежнее жизнь людей.

Интересно смотреть сверху на лесную зону. Бесчисленные, кажущиеся маленькими, ели захватили даже наиболее крутые склоны. Они держатся за тончайший слой почвы или просто за трещины в скалах. Многие не устояли и лежат густым буреломом, медленно превращаясь в труху. Но из этой прародительской трухи, радуясь появлению мягкого покрова, уже лезут вверх молодые елочки. Так одолевается каменная стойкость, потому что она каменная — пассивная, оборонительная. Наверное, стойким назвали камень торопливые люди, разбивавшие об него лбы. А по-настоящему стойкими оказываются корни деревьев, дождевые струйки, дружно грызущие этот на вид могучий, а по существу такой обидно беспомощный перед ними камень.

Тропа перешла на покрытый лесом завал поперек ущелья. Наверху завала старая, отдельно стоящая ель с какой-то странной светлой бахромой на ветвях. Вблизи оказалось, что бахрома состоит из множества выцветших тряпочек от всевозможной одежды. Это приношения целебным источникам Алтын-Арашана от исцеленных и жаждущих исцеления.

С мягкого гребня завала открывается панорама этого своеобразного курорта. Горсть палаток, землянок, прикрытых еловыми ветками вокруг четырех вырубленных в камне ванн, из которых валит густой пар. Ученые выяснили, что вода радоновая и еще какая-то — в общем ценнейшая. Наверное, скоро здесь вырастут красивые белые корпуса санатория. А пока что, навьючив лошадь продуктами и одеялами, больные приезжают сюда издалека, чтобы окунуться в горячую, пощипывающую ванну.

Спускаемся с завала, проходим мимо ям с просвечивающимися через пар телами. Первый признак курорта — отсутствие излишней стыдливости — налицо. Лечащиеся спокойно бултыхаются, некоторые, увидев фотоаппарат, стараются принять позы поизящней.

Лагерь под громадной елью сооружаем быстро и слаженно. Дни в горах не прошли даром… Так вот и развивается эта забавная история: шесть человек, по-разному заинтересовавшихся Тянь-Шанем, привыкших жить по-своему, непохожих во всем, со скрипом и ворчанием, идя на уступки друг другу, стягиваются в цепкий, смешливый и надежный отряд. Впереди еще будут столкновения, неполадки, веселые споры. Это ничего. Я ни разу не попадал в те беспросветно положительные группы, которые рисуются в иных книжках про походы. Там на подбор кряжистые Вани, Коли и Зины (Ваню трудно отличить не только от Коли, но и от Зины) мигом перевоспитывают плохого товарища, легко одолевают несоразмерные трудности. Они коротенько, в общих словах восхищаются природой, много и неправдоподобно говорят о дружбе, оказывают фантастическую помощь местным жителям (кондукторша троллейбуса, оттолкнув растерявшегося чабана, спасает отару от бурана). Они находят богатые залежи там, где недотепы геологи прошли, ничего не заметив… Наверное, я не попадал в такие группы, потому что их не бывает…

Исподтишка наблюдаю, как Алеша и Нина (он увлеченно, она с видом жертвы, которой всегда достается самое трудное) ставят палатку. Борик с видимым удовольствием и глубоким душевным сочувствием стоит рядом и наблюдает. Потом у него в мозгу что-то щелкает, и он хватается за одну из веревок. Палатка валится. Нина вырывает у добровольца веревку, сует ему топор, и Боря, удивленный, идет колоть дрова. Таня в стороне на плоском камне вдохновенно колдует над продуктами. Там, где дело касается питания группы, весь ее нигилизм испаряется, и она с глубокой ответственностью взвешивает на ладонях граммы крупы, сахара, сухарей. Встретя в пути ягоды, требует, чтобы собирали на кисель. Не дай бог ягодку в рот сунуть — вытащит, и в общий котелок…

Костя разделся и катится к реке купаться. Вдруг на середине склона тормозит, уцепясь за колючие кусты, и лезет обратно. Ухватив две пустые кастрюли, еще веселее мчится вниз наперегонки с камнями.

Утром узнали от одного из «курортников», что перевал на озеро Ала-Кель есть по западному притоку Арашана — Кильдыке. Но перевал охотничий, без тропы, найти его трудно.

Переходя реку, Алеша на середине бревна по привычке усомнился в себе, зашатался и стал махать руками. Ему хором закричали: «Фотоаппарат кидай на берег!» Двое спокойно затрусили вниз по течению, третий размотал веревку. Где ты, суета и бестолковщина первых переправ? Алеша рассердился и перешел сам. На Кильдыке женская команда взялась искать тропу. Танин вариант привел к водопою, а Нина взобралась на откос, куда ни один здравомыслящий козел не пойдет. Тропа оказалась там, где лучше идти.

Арча все теснее прижимается к земле. Голые осыпи сходят к реке. Склоны над ними отвесны до одинакового всюду уровня. Здесь тек большой трудолюбивый ледник. Река постепенно превратилась в неглубокий растрепанный ручей, текущий по острым камням. Поворот ущелья — и впереди открываются вершины перпендикулярной гряды. Где-то там перевал. Однако долго еще, трудно дыша, уже без тропы, прыгая по глыбам, одолеваем зигзаги ущелья, пока добираемся к горлу перевального цирка.

На дне его огромные камни, вывернутые из скал, расположились фантастическим нагромождением. Будто высящиеся на юге белоголовые вершины Аксуйской стены устроили тут укромную площадку и тайком, в грозу, когда никто не увидит и не услышит, сходятся играть великаньими кубиками — строить и ломать лестницы, башни, мосты.

На юге стена у цирка крутая. На ней висит, стекая с черного трезубца, ледник с пятнами выступающих скал. Назвали его Рваной Простыней. Западная стенка состоит из трех крутых седел с пятнами снега и замыкающей пирамиды, от которой не отказался бы любой фараон. Глыбы пирамиды, издевающиеся над равновесием, завершены мрачно-изящной скалой, устремленной в небо. Мы с Костей заспорили: какой высоты этот шпиль. Он утверждает, что метров пятидесяти, я склоняюсь к ста. Борик послушал, послушал и спросил: «А его там туристы поставили?» Нина резонно возразила: «Нет, тут туристы не бывают. Может, геологи?» Смешливый Алеша прыснул и оступился в ручей.