Роберт Шекли - На суше и на море 1963

Проснувшись, я выглянул из палатки и посредине снежника на левом берегу Тальма-ю увидел оленя, который, постояв немного, спустился в трещину снежника и исчез из виду. Захватив киноаппарат, я перешел речку и стал подбираться к трещине. Олень время от времени показывался из нее и зорко оглядывал окрестности. Мне не удалось подкрасться незамеченным. Ветер дул в сторону оленя, он вскоре почуял меня и побежал. Я начал снимать его. Но он остановился, подозрительно глядя на меня. Решив, что в трещине остался олененок, я продолжал взбираться на вершину снежника. Руки у меня вскоре окоченели, и я время от времени отогревал их за пазухой.

Пока я лез по снежнику к трещине, подготовив свою съемочную аппаратуру, олень успел обежать вокруг холма. Когда я заглянул в трещину и с огорчением убедился, что трещина пуста, он вдруг появился метрах в двадцати от меня, поводя остриженными ушами.

Я даже плюнул с досады — олень оказался домашним. По-видимому, он отбился от стада недавно.

Я вернулся к палатке. Олень снова, как ни в чем не бывало, устроился на снежнике. Минут через пятнадцать показался олененок, которого я не обнаружил в трещине. У Бориса зародился план поймать олененка. Тогда появилась бы надежда словить и его мать и везти на ней все наши рюкзаки. Недолго думая Борис отправился на ловлю.

Олененок дал стрекача и быстро убежал от человека. Я лихорадочно схватил киноаппарат, чтобы запечатлеть эту необычную погоню.

Отбежав на порядочное расстояние, олененок остановился, словно приглашая Бориса еще побегать. Тот не выдержал и снова рванулся за олененком. Эта безуспешная ловля дала мне возможность сделать очень интересные снимки.

Когда мы подошли к обнажению, где нам предстояло работать, то нашли там первозданный хаос. Повсюду громоздились огромные глыбы песчаников и конгломератов, одна из которых, словно издеваясь над нашей забывчивостью, представляла собой точную копию хорошо натянутой палатки.

Разрез триаса здесь оказался очень интересным, таким же, как и на реке Большой Сыне, только в конгломератах было больше эффузивов. Таким образом, мое предположение об одном возрасте конгломератов Сыни и Тальма-ю полностью подтвердилось.

Вначале нам очень досаждали пронзительные крики двух полярных сов, которые неподалеку устроили свое гнездо. Одну из этих разбойниц тундры мы подстрелили, другая сочла за благо убраться от нас подальше.

Когда мы закончили описание разреза и собрались в обратный путь, рюкзаки наши едва вместили все образцы. Чтобы поднять такой груз, приходилось предварительно встать на четвереньки. Нетерпеливый Борис слишком резко рванул свой рюкзак, и одна из лямок оторвалась. Ругая на чем свет стоит всю «рюкзачную промышленность», он стал прилаживать веревку, а потом всю дорогу жаловался, что веревка ему перетрет плечо.

Мы проходили не более двух километров в час, так как приходилось отдыхать через каждые десять-пятнадцать минут. На нашем пути по обе стороны Пембойского водораздела в верховьях Тальма-ю и ручья Незаметного встречалось много длиннохвостых поморников. В одном месте мы наткнулись на гнездо этих птиц, в котором лежали два яйца грязно-зеленоватого цвета с коричневыми пятнышками. Пока мы рассматривали яйца, поморники несколько раз пытались атаковать нас.

Часто на пути попадались маленькие толстые зверьки с темной полоской вдоль спины, напоминающие сусликов. Это были воинственные лемминги. Заметив нас, они чаще всего приседали на задние лапки, сердито шипели и лязгали зубами. Их храбрость внушала невольное уважение.

Мы уже несколько дней в городе. Но долго здесь засиживаться нам не придется. Новый маршрут — на этот раз до конца сезона — на реку Хей-ягу.

Когда все было собрано и упаковано, я отправился в аэропорт заказывать вертолет. В отделе перевозок меня провели к плотному мужчине в летной форме, который распоряжался вертолетами. Но он лишь мельком посмотрел на меня и твердо сказал:

— Ничего не выйдет.

— Почему?

— Ничего не выйдет, и все.

— Но почему?

— А потому, что у нас заказов сейчас на год, а выполнить их нужно в течение двух недель. Вот, пожалуйста, смотрите сами.

Я окинул взглядом аэропорт. Кругом были навалены целые горы вьючных ящиков, тюков, мешков с сухарями, овсом и сахаром, вокруг которых суетились давно небритые люди с полевыми сумками.

— Но мне всего один рейс и недалеко — километров 150. Это же два летных часа туда и обратно.

— Ни полрейса, — парировал плотный мужчина.

Не на шутку перепуганный тем, что экспедиция может сорваться, я даже взмолился, но все напрасно.

Я был в отчаянии. Что делать? И, наконец, решившись, выпалил:

— Я заплачу наличными!

Плотный мужчина посмотрел на меня с откровенным удивлением и как-то подозрительно. Но тем не менее он был явно заинтересован, вероятно, мудро рассудив, что лучше, хоть и небольшая, наличность в кассе аэропорта, чем крупные счета, которые неизвестно когда будут оплачены.

— А что за экспедиция?

— Геологический отряд Коми филиала Академии наук, — скороговоркой затараторил я и, чтобы окончательно повернуть разговор в нужное мне русло, с готовностью предложил:

— Могу сейчас вам оплатить рейс.

Я мысленно возблагодарил нашего чудного, самого лучшего в мире бухгалтера, который как-то ухитряется вырывать из банка для экспедиции довольно значительные суммы наличных денег.

— Куда вас забрасывать? — спросил плотный мужчина.

— На реку Хей-ягу.

— Пойдемте, покажете на карте, — и он широким жестом пригласил меня в штурманскую.

На исчерченной вдоль и поперек красными и черными линиями миллионке я нашел нужную точку. Плотный мужчина взял линейку и измерил расстояние, однако не по прямой, а по ломанной кривой, в целом образующей дугу. На мой вопрос, почему он так измеряет, последовал ответ, что так проходит трасса. Я промолчал.

Настроение у нас приподнялось, несмотря на то что после уплаты денег администрация аэродрома, казалось, потеряла к нам всякий интерес. На вопрос, когда же мы полетим, нам успокоительно отвечали:

— Улетите! Улетите!

Чувствуя, что за этим скрывается изрядная доля равнодушия к нашей дальнейшей судьбе, мы несколько изменили тактику и стали как можно чаще попадаться на глаза аэродромному начальству. Но и это не привело к желаемым результатам.

В цыганском таборе, который представлял собой в это время аэропорт, мне повстречались знакомые геологи, едущие на Урал. Они уже полмесяца сидели в аэропорту, кляня все на свете.

Было жарко. Время текло медленно. Поглядывая на небо, мы разговаривали и курили, курили и разговаривали. В голову лезли всякие нехорошие мысли, а на душе становилось тоскливо. В довершение всех бед могла испортиться погода, а тогда… Что будет тогда, об этом не хотелось и думать.