Василий Воронков - Синдром отторжения [litres]

– Звезды и любовь? – сказала вместо приветствия она.

Я едва не подпрыгнул от неожиданности.

– Да. Если я ничего не перепутал.

Лида была одна, и я невольно осмотрелся по сторонам, ожидая увидеть ее надоедливую подругу, которая вечно мешала нам поговорить.

– Я пока не уверена, но, может, на этих выходных получится вырваться.

На ней было то самое светло-коричневое платье с кружевным подолом, которое она надела на первое свидание в звездном кафе, и бордовое полупальто, слишком легкое для почти уже зимней погоды. Впрочем, снега еще не было, а фальшивые иллюминаторы в коридоре заливало слепящее вечернее солнце, которое, казалось, могло расплавить не только лед, но и толстое оконное стекло.

– Это было бы классно! – обрадовался я. – Мы так давно никуда не ходили.

Лида улыбнулась – ее губы едва заметно вздрогнули – и тут же принялась взволнованно приглаживать волосы, точно невольно выдала себя улыбкой.

– Слушай, – начал я, – если… если я…

Прозвучал раздраженный звонок – громкий и надрывный, – и Лида, деланно вздохнув, взглянула на свои ювелирные наручные часики.

– Пора, – сказала она. – Извини. Лучше не опаздывать. Потом поговорим, – и убрала челку со лба.

Однако она согласилась!

Я был счастлив целых два дня, пока Лида сама не позвонила мне вечером. Очередные неотложные дела. Я промычал в трубку что-то нечленораздельное и с силой надавил на горящую красную кнопку «Отбой», едва не порвав экран.

Потом, незадолго до начала сессии, я встретился с Лидой после лекции, подкараулив ее в коридоре рядом с аудиторией. Она была одна, без подруги, и это добавило мне решительности.

Увидев меня, Лида совсем не удивилась, как будто знала, что я ее жду.

– Привет, – только и смог выдавить я из себя, тут же растеряв всю смелость.

Лида улыбнулась в ответ, и я вдруг понял, что нам совершенно не о чем говорить – заводить разговор о ненастоящем планетарии не имело смысла, а обсуждать приближающуюся сессию, как едва знакомые студенты, мне не хотелось.

– Ждешь кого-то? – спросила Лида.

На ней был теплый свитер с высоким воротником, а на плече висела большая, но изящная сумочка, и Лида нетерпеливо дергала ее за кожаную лямку.

– Виктора, – зачем-то сказал я, хотя знал, что его не было на лекции.

– А, ладно. – Лида нахмурилась. – Я пойду.

Она прижала к себе болтавшуюся на плече сумку и прошла мимо, опустив голову и стараясь не смотреть в мою сторону.

– Погоди! – Я схватил ее за руку, но сразу отпустил, испугавшись.

Лида остановилась.

– Я не жду Виктора. Я ждал тебя. Нам надо поговорить.

– О чем?

Я и сам не понимал. Я мог предложить ей сходить куда-нибудь, но был уверен, что заранее знаю ответ. Мог извиниться за тот поцелуй, так внезапно изменивший все между нами.

Но я не хотел извиняться за поцелуй. Я хотел ее поцеловать.

– Так о чем же ты собирался поговорить?

Лида оставила в покое сумочку.

– О нас, – сказал я так тихо, как если бы не хотел, чтобы она меня услышала.

– Что? Здесь шумно. Может… Знаешь, вообще перемена сейчас небольшая, а я…

– Ты торопишься, – подсказал я.

– Да, но… – Лида вновь схватилась за ремешок сумки. – Мне кажется, я где-то оставила проектор голограмм. Знаешь, куб такой. Может, в столовой или предыдущей поточной.

Я оживился.

– Сходить с тобой?

– Да. То есть нет, – Лида рассмеялась. – И туда, и туда мы сходить не успеем. В столовую я уж сама как-нибудь, а ты посмотри в поточке, где была предыдущая лекция, хорошо? Если найдешь, позвони мне. Перед следующей лекцией или после пересечемся.

– Проектор голограмм, – повторил я.

– Да. Ты его помнишь.

Мы вместе спустились на лифте, и Лида, взмахнув на прощание рукой, – так, словно мы расставались на много дней, – вышла в промерзлый осенний сквер.

В поточной никого не было.

Поднимающиеся друг за другом, точно в амфитеатре, ряды уныло-серых пластиковых парт выглядели, как после эвакуации из-за пожарной тревоги, которая замолкла только теперь, обнажив давящую тишину вокруг. На партах стояли банки из-под газировки, валялись смятые целлофановые пакеты, кто-то даже забыл на втором ряду сумку. Я прошелся мимо учительского стола, окруженного четырьмя колоннами проекторов, и суазор в кармане встревоженно завибрировал, предупреждая о чем-то.

«Третий или четвертый ряд сверху, – написала Лида. – Ближе к окну».

Я улыбнулся. Четвертый ряд, второе место от окна. У нас была лекция по естествознанию. Лида тогда сидела одна, в окружении пустых стульев. Я смотрел на нее всю пару и хотел подождать в перерыве, но она вышла раньше меня и тут же растворилась в нетерпеливой толпе студентов, которая так упорно ломилась к выходу из здания, словно от этого зависела жизнь.

Я поднялся на четвертый ряд.

До начала следующей лекции оставалось минут пятнадцать. Обычно в это время в аудиториях уже собирались студенты – раскладывали вещи, читали сообщения в сети, – но тогда я был совершенно один. Не слышалось даже голосов из коридора. Мелькнула мысль, что лежащий в кармане суазор – это единственная вещь, хоть как-то связывающая меня с окружающим миром.

Я развернул суазор и быстро набрал сообщение:

«Хорошо. Смотрю».

Четвертый ряд, второе место от окна. На столе Лиды не было ни пустых банок, ни обверток от низкокалорийных батончиков из буфета. Я сел на ее место и осмотрелся. Электронные шторы на окнах не работали, и на шероховатой, как застывшая пена, поверхности стола вытягивались ровные солнечные тени. На естествознании я сидел на самом последнем ряду, у противоположной стены, и Лида, наверное, могла меня видеть, хотя мы ни разу не встречались глазами. Она все время смотрела в окно или вниз, на профессора, который деловито расхаживал вокруг проекторов, разминая затекшие ноги.

Где же он может быть?

Я осмотрел соседние места, но не нашел ничего, кроме смятой коробки из-под бисквитов. В поточной не убирали, а значит, куб не должны были забрать.

Я заглянул под парту.

Там тоже ничего не оказалось – даже привычного уже мусора, оставленного студентами. Но я не собирался сдаваться. Я залез под парту и осмотрел соседние места. Руки покрылись колкой, похожей на стеклянную крошку пылью, но я упорно искал.

Устав, я расселся, сгорбившись, в полумраке под партой – как будто прятался от лектора, который вот-вот должен зайти в поточную.

Решив выбраться, я слишком резко приподнялся на руках, стукнулся головой о столешницу и осел на пол, потирая ушибленный затылок. В ту же секунду послышался грохот – я задел за что-то ногой, и непонятный предмет полетел вниз по рядам, проскакивая между партами, прямиком к широкому лекторскому столу.

Я сбежал по лестнице, преследуя невидимый куб, и застыл в нерешительности, как только соскочил с последней ступеньки. Куба нигде не было. Побродив кругами вокруг стола, я наконец догадался заглянуть под один из голографических проекторов.