Игорь Вереснев - Ремесло Небожителей [litres]

– Бед-Дуар – помню, сообщники – плохо помню. Как ты звать?

То, что о нём в памяти женщины ничего не осталось, самолюбие задевало. Однако, может, это и к лучшему? Не очень-то Ламавину нравились невесть откуда взявшиеся чужие воспоминания, хоть были они иногда полезны. Арифметика, например.

– Ламавин Пука я, – буркнул. Подумал, улыбнулся хитро: – А ежели ласкательно, тогда Мави.

– Мави… – повторила вслух женщина. – Красиво. И ты красивый. Красный. У нас в Путхене нет красный, все чёрный.

– Не красный это называется, а рыжий! Рыжие и у нас красивыми считаются, – Ламавин самодовольно улыбнулся. Присел на подлокотник кресла, как бы невзначай опустил руку на плечо женщины. – Путхен твой далеко от здешних мест, верно? Одинокой женщине вдали от родных мест жить тяжко и опасно! А вот, скажем, ежели муж у неё надёжный, – расторопный, в торговле разбирается…

Докончить мысль он не успел, комната неожиданно наполнилась приятной, хоть и незнакомой мелодией.

– Эт чего? – Ламавин закрутил головой, не понимая, откуда идёт музыка. Патефона вроде не видно…

– Не знаю. Она играть раньше, до того, как вы приходить… Ой, знать теперь. – Женщина вытянула руку, указывая на дверь кабинета. – Там оно! Небожитель хотеть говорить с княгиня.

– Небожители?!

От внезапного ужаса у Ламавина ноги на миг отнялись. Потом пришла мысль немедля бежать за Бед-Дуаром. Он так бы и поступил, но женщина уже встала с кресла, потянула за руку:

– Мави, Мави, говорить с Небожитель!

Показать себя трусом в глазах будущей супружницы Ламавин никак не мог. Пришлось идти вместе с ней в кабинет.

На стене рядом с секретером висела шкатулка, инкрустированная слоновой костью, золотом и драгоценными каменьями. Поверх неё вместо крышки лежала штука вовсе непонятная, округлая, продолговатая, привязанная к шкатулке лентой наподобие тех, коими в Залах Таинств пластины для мены крепились. Мьянка осторожно подошла к шкатулке, взяла непонятную штуку, ткнула Ламавину к уху:

– Говорить!

– Эт эфирный телеграф, что ль, такой? – удивился он. – Так я ничего в нём не…

И осёкся. Из сеточки в круглой штуке раздался искажённый аппаратом, но несомненно женский, пожалуй, даже знакомый голос:

– Эй, меня кто-нибудь слышит? Почему вы молчите?!

Ламавин подбоченился, отобрал трубку, прижал крепче к уху:

– Мы не молчим, мы это… слушаем вас! Цехмейстер бакалейной гильдии Ламавин Пука на связи! – Лучшего титула придумать он не успел.

В трубке помолчали. Затем женский голос переспросил:

– Мави, это ты, что ли? Ты что во дворце делаешь?

«Сватаюсь», – чуть не ляпнул Ламавин. Тут же опомнился:

– Я тут эта… к великой княгине приставлен, охраняю её, госпожа Небожительница!

– Мави, ты чего, меня не узнал? Это я, Кветтина!

Дверь кладовой была плотно притворена, но не заперта, – в точности, как Трай её и оставил.

– Эдаль, ты здесь?!

Молчание. Он протиснулся в каморку. Стеллажи вдоль стен, сорванная занавесь на полу, чей-то забытый кинжал. Всё как прежде.

– Эдаль?

Он сделал шаг, второй. Всё же кое-что изменилось. Погас лазоревый овал портала, на его месте – тёмно-серое ничто со светляками крохотных искр. И холод. Студёный воздух врывался откуда-то, заставлял невольно передёргивать плечами.

– Эдаль!

Трай миновал стеллажи, переступил занавесь, двинулся вглубь коридора. Здесь было не просто студёно, здесь сквозняки гуляли! Он сделал ещё несколько шагов, вгляделся в мерцающие светляки. Где они, по эту сторону портала или уже по ту? Выставил на всякий случай руку, шагнул ещё. Верхние светляки оставались неподвижными, зато нижние, особенно яркие, уплывали вдаль. Они были похожи на… Мгновенное узнавание, будто что-то сдвинулось в мозгах, и Трай увидел картину совсем по-иному. Охнул, невольно отпрянул. Портала ни в мир Друз, ни в какой иной перед ним не было! Коридор обрывался в пустоту пропастью. Там, за кромкой обрыва в самом деле мерцали гаснущие в рассветной серости звёзды… и разгорались кострами вельможные дворцы Княжграда! Пылал уничтоженный по его желанию мир.

Эдаль молчала. Не знала, о чём говорить, что спрашивать. Все слова сказаны. Она разрушила мир, уверенная, что спасает его, а, оказывается, всё затеяно лишь для того, чтобы устранить последствия какой-то сингулярности!

– Ты не инструмент и не бомба, – улыбнулась женщина-Наблюдатель. – Ты свободный человек. Да, в тебе не более пятидесяти процентов нашего ДНК. Но и не менее! Ты одна из нас, Эдаль. Здесь твой дом.

– И прежде всего тебе необходимо учиться, – напомнил мужчина. – Многому, чтобы повзрослеть по-настоящему. Впрочем, ты можешь не торопиться. Отдыхай, наслаждайся способностями, которые в том мире были скрыты и невидимы. Думай.

Он встал. Прямо в воздухе! Женщина поднялась тоже. Эдаль поспешно вскочила, не рассчитала, взмыла вверх на дюжину футов. Наблюдатели её неловкость словно бы не заметили, мгновение – и они вновь рядом. На одинаково красивых лицах одинаково благожелательные улыбки.

– И сколько… я могу думать? Год? Десять? Сто?

– Сколько пожелаешь. Торопить тебя никто не станет.

Вирий – волшебная страна, где люди могут жить вечно, оставаясь молодыми без всяких мен, – вспомнилась древняя сказка. Там правят Светлые Боги, прекрасные, всеведущие и вездесущие… Сказка?! Не сказка, быль – вот они, Светлые Боги! Не добрые и не злые, ни во что не вмешивающиеся, лишь наблюдающие. Изучающие, как из прошлого произрастает будущее. Друзы ушли из мира людей, потому что им стало неинтересно получать слишком похожие слепки. И Наблюдателям неинтересно, когда прошлое и будущее завертелись по замкнутому кругу. Но они не ушли. Они взорвали этот мир, отбросили его назад. Тысяча лет, подумаешь, какая мелочь! Зато теперь они смогут наблюдать что-то новое.

Наблюдатели переглянулись. Высказать мысли вслух Эдаль не посмела, но они их всё равно услышали.

– Мы сделали её даже лучше, чем рассчитывали, – произнёс мужчина.

– Из неё получится превосходный Наблюдатель, – кивнула женщина. Повернулась к Эдали. – Когда-нибудь ты сможешь выбрать мир и наблюдать за ним. Ты узнаешь, какое это увлекательное занятие: следить, как возникают и рушатся цивилизации, предугадывать, во что выльется тот или иной поворот истории. А тысяча лет – ничтожный срок.

Девушка закусила губу.

– Для бессмертных – наверное. Но каково тем, кто может рассчитывать всего на несколько десятилетий? Жизнь уйдёт на то, чтобы хоть чему-нибудь научиться… Или вы и знания, что дали людям, отберёте?

– Мы не передавали знаний, – качнул головой мужчина. – Только вещи. Воспроизводство ключевых технологий автоматизировано и сосредоточено в Небесном Городе. А исчезнет он – всё остальное очень скоро станет бесполезным.