Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

Годфри спросил Джину: «Как насчет парапсихологических исследований?»

«Начнем сначала. Как можно скорее. Ведь мы только прикоснулись к разгадке. Из чего состоит мир коллективного подсознания? Это важнейший вопрос. Существовал ли он до появления человека, до появления жизни на Земле? Приспособился ли разум к какому-то предвечному океану духовного бытия – или же именно разум породил потустороннее пространство? Если на других планетах есть разумная жизнь, порождает ли она свой собственный потусторонний мир или пользуется тем же, что и мы? Каким образом физические процессы умственной деятельности связаны с нематериальными процессами загробной жизни? Каков конкретный механизм этой связи? Как устанавливается контакт?»

Раковский поднял руку: «Одного этого достаточно, чтобы занять нас на несколько месяцев»

«Конечно, я хотела бы все устроить по-другому… Не хочу возвращаться в Орандж-Сити. Может быть, мы могли бы построить исследовательский центр где-нибудь здесь, на берегу океана…» Джина поднялась на ноги: «Прошу меня извинить. Пойду прогуляюсь по пляжу».

«Вас сопровождать?» – спросил Хед.

«Нет, спасибо».

Собеседники смотрели ей вслед. «Бедняжка! – вздохнул Раковский. – Ей пришлось пережить много потерь и потрясений».

Айвали улыбнулась: «С Джиной вот-вот случится что-то чудесное».

Джина, сидевшая на почти засыпанном песком бревне, подняла глаза: перед ней стоял мужчина. Она вскочила и отступила на шаг.

«Не бойся, Джина».

Кровь стучала у нее в ушах: «Я не боюсь».

Он взял ее за руки, поцеловал ее. У него было теплое лицо, на щеках росла колючая щетина.

«Дональд! – Джина вздохнула. – Ты кажешься настоящим».

«Я и есть настоящий».

«Хотела бы я, чтобы это было так!»

Тихо шумел прибой, в небе мерцали знакомые созвездия. Голос Джины звучал глухо, словно издалека.

«Садись. Я объясню. Это не займет много времени».

Она медленно опустилась на бревно: «Как долго… как долго ты сможешь оставаться?»

«Пока не умру».

«Но… ты уже умер».

«И снова жив».

«Дон, не смейся надо мной. Скажи правду».

«Это правда. Я умер. Я стал мыслью – четкой, определенной, интенсивной. Я воплотился. Помнишь? Но тогда я еще не был достаточно плотным и определенным. Моя душа выскользнула, вернулась в загробный мир. Потóм моя интенсивность стала уменьшаться, я слабел. Пока я не вступил в бой с Хью Бронни. Сначала он был очень силен – великан!»

Джина кивнула: «В то же время мы боролись с крестоносцами – они тоже сначала были сильны. Но мы победили, сегодня вечером все решилось».

«Сегодня вечером я убил Хью Бронни».

Джина вздохнула и устало рассмеялась: «Ты убил умершего человека?»

«Он еще не полностью уничтожен. Потому что цикл жизни и смерти повторяется даже в потустороннем мире. То, что осталось от Хью, можно назвать воспоминанием о мысли. Теперь он – несчастная, бледная, едва шевелящаяся тень».

«Не понимаю, Дональд».

«Я тоже не понимаю… Но меня внезапно наполнили живительные силы – такие, каких я никогда еще не испытывал. Больше всего на свете я хотел быть с тобой. И вот – я с тобой».

«Так ты – настоящий? Весь? Не только внешне?»

«Взгляни на меня! Прикоснись ко мне!»

Она прикоснулась к нему: «Не может ли это быть… все-таки иллюзией?»

«Я – настоящий. Может быть, потому, что так проще всего. Человеческое тело должно двигаться. Самый рациональный способ передвижения – с помощью мышц. С помощью плоти. И что может быть более рациональным, чем настоящая кровь, питающая мышцы? Что может быть более рациональным, чем настоящие, дышащие воздухом легкие и настоящий, переваривающий пищу желудок? Разве может существовать более простой способ имитировать человека, чем быть человеком? В этом нет ничего мистического или оккультного… Это согласуется со здравым смыслом. Атомы углерода выстраиваются в кристаллическую решетку и образуют алмаз не потому, что алмаз красив, и не потому, что алмаз имеет какое-то мистическое значение – а потому, что атомы углерода сочетаются таким образом. Это простейший способ. То же случилось и со мной».

«Дон! Ты сможешь остаться – навсегда?»

«Пока не умру. Я воплотился».

Джина взглянула на пляж, на огни прибрежного коттеджа: «Вернемся туда? Расскажем о твоем возвращении?»

«Не сегодня.. Где твоя машина?»

«У дороги».

«Пойдем».

«Но Ховард… и Годфри… и Айвали?»

«Мы им позвоним из Орандж-Сити».

Джина тихо рассмеялась и похлопала Дона по щеке: «Не мешало бы захватить саквояж, оставшийся в коттедже»

«Лучше захвати чековую книжку, – посоветовал Дон. – Жаль, что я не воплотился с мешком, набитым двадцатидолларовыми купюрами».

«И мы стали бы фальшивомонетчиками! – отозвалась Джина. – Как теперь все это объяснить?»

«Мое возвращение? Счастливчик Дон Бервик ожил во время пожара и вышел из горящего дома, но потерял память и рассудок. Через некоторое время память и рассудок к нему вернулись».

«Придется придумать что-нибудь в этом роде, – Джина отвернулась. – Тебе можно доверять? Вдруг ты все-таки снова исчезнешь?»

«Не исчезну… Подожду тебя в машине».

Через пять минут Джина вернулась к машине с саквояжем в руке. «Дональд? – она заглянула в автомобиль. – Дон! Где ты?» Ужасная мысль пронеслась у нее в голове, она похолодела.

«Прямо за тобой. В чем дело?»

«Нет, ничего, – она залезла в машину и захлопнула дверь. – Я просто испугалась».

«Бояться нечего», – Дон завел мотор и включил фары. Машина стала медленно выезжать с боковой дороги на шоссе, повернула в сторону Лос-Анджелеса и стала ускоряться; ее габаритные огни превратились в две маленькие красные точки, мигнули и пропали в ночи.

Прихрамывая, Генри Белт зашел в конференц-зал, взобрался на возвышение, уселся за стол и обвел присутствующих быстрым проницательным взглядом, не сосредоточенным ни на ком в частности – с почти оскорбительным отсутствием какого-либо интереса к сидевшим перед ним восьми молодым людям. Засунув руку в карман, он вынул и положил на стол карандаш и тонкую записную книжку в красной обложке. Восемь молодых людей молча и неподвижно следили за его действиями. Юноши походили один на другого: здоровые, аккуратно одетые, умные, с одинаково бдительными, слегка напряженными лицами. Все они слышали о легендарных похождениях Генри Белта; каждый строил свои собственные предположения и делал собственные выводы, никого в них не посвящая.

Генри Белт выглядел, как человек другой разновидности. У него было широкое плоское лицо, бугрящееся хрящом и мышцами, с кожей, оттенком и шероховатостью напоминавшей корку копченого сала. Череп его покрывала жесткая седая щетина, прищуренные глаза хитро поглядывали по сторонам, а нос выпячивался бесформенным комком. Белт был человек плечистый, но с короткими тощими ногами – в компании восьми молодых людей он казался рогатой бородавчатой жабой посреди щеголеватых глянцевых лягушек.