Пол Андерсон - Билл, герой Галактики (Сборник американской фантастики)

— Нет у меня сестры, — сварливо пробурчал он, — а если бы и была, то какого черта ей бы понадобилось выходить замуж за ящерицу?

Вопрос был чисто риторическим, но из последней кабинки во втором ряду пришел неожиданный отклик:

— Не надо понимать так буквально. Задача лозунга возбудить в нас непримиримую ненависть к подлому врагу.

Билл так и подпрыгнул. Он ведь считал, что уборная пуста. Бритва злобно взвизгнула и отхватила маленький кусочек кожи с губы.

— Кто тут? Какого дьявола ты прячешься! — окрысился он и, наконец, разглядел в темноте маленькую скорчившуюся фигурку и несколько пар сапог возле нее. — Ах, это ты, Трудяга?! — Злость улеглась, и Билл снова повернулся к зеркалу.

Трудяга Бигер был столь неотъемлемой принадлежностью уборной, что на его присутствие там никто никогда не обращал внимания. Это был юноша с круглым, как полная луна, лицом, с постоянной улыбкой, с розовыми, как яблочки, щечками. Щеки никогда не теряли свежести, а улыбка столь мало подходила к обстановке лагеря имени Льва Троцкого, что каждому так и хотелось дать Трудяге хорошего пинка, пока не вспоминали, что он — сумасшедший.

Только сущий псих мог столь бескорыстно угождать своим товарищам и добровольно браться за обязанности дежурного по уборной. Мало того, он еще обожал чистить сапоги и приставал с этим ко всем однополчанам до тех пор, пока не стал постоянным чистильщиком сапог для всего взвода. В те часы, когда солдаты находились в бараках, Трудяга Бигер постоянно торчал в уборной, занимая последнее место в длинном ряду стульчаков. Это было его царство, тут он восседал в окружении груды сапог, которые начищал до зеркального лоска, растягивая рот в вечной широкой улыбке. Он торчал тут и после отбоя, работая при свете горевшего в банке от ваксы фитиля, и до побудки, торопясь закончить свой любимый труд. И всегда улыбался. Парнишка был явно психованный, но поскольку он великолепно чистил сапоги, то его сумасшествие никому не мешало. Парни прямо молились, чтобы Бигер не загнулся от истощения сил до окончания периода военной подготовки.

— Может, оно и так, но почему не сказать попросту: «Возненавидь врага своего»? — возразил Билл. Он ткнул пальцем в сторону дальней стены, где висел плакат с текстом: «ПОЗНАЙ ВРАГА СВОЕГО». Плакат изображал чинжера в натуральную величину — семифутовую ящерицу, похожую на четверорукого, покрытого чешуей зеленого кенгуру с головой крокодила. — А потом, чья же сестра захочет выйти замуж за такого страшилу? И что такая зверюга будет делать с этой самой сестрой? Разве что сожрет ее?

Трудяга прошелся суконкой по носку начищенного сапога и тут же принялся за новый. Он нахмурился, давая понять, что вопрос серьезный.

— Видишь ли, никто не имеет в виду конкретную сестру. Это же деталь психологической обработки. Мы должны выиграть войну. Чтобы ее выиграть, надо драться всерьез. Чтобы драться всерьез, надо стать настоящими солдатами. А настоящие солдаты ненавидят врага. Вот так оно и получается. Чинжеры — единственные известные нам негуманоиды, которые вышли из стадии дикости, и, естественно, мы должны их истребить.

— Что за черт! Как это естественно ? Никого я не желаю истреблять! Я сплю и вижу, как бы поскорее вернуться домой и стать техником по удобрениям.

— Так я же говорю не персонально о тебе. — Трудяга открыл новую баночку красной ваксы и запустил в нее пальцы, — Я говорю о людях вообще, об их поведении. Не мы чинжеров, так они нас. Правда, чинжеры утверждают, будто война противна их религии, будто они только обороняются и никогда не нападают первыми, но мы не должны им верить, даже если это чистая правда. А вдруг им придет в голову сменить религию или свои убеждения? В хорошеньком положении мы тогда окажемся! Нет, единственное правильное решение — вырубить их теперь же и под самый корень!

Билл выключил бритву и сполоснул лицо тепловатой ржавой водой.

— Бессмыслица какая-то… Ладно, пусть моя сестренка, которой у меня нет, не путается с чинжерами. Ну, а как насчет этого? — и он ткнул пальцем в надпись на стульчаке: «ВОДУ СПУСКАЙ О ВРАГАХ НЕ ЗАБЫВАЙ». — Или этого? — Лозунг над писсуаром гласил: «ЗАСТЕГНИ ШИРИНКУ, ОХЛАМОН, — СЗАДИ ТЕБЯ ПРИТАИЛСЯ ШПИОН!» — Даже если на минуту забыть, что никаких секретов, ради которых стоило бы пройти хоть милю, а не 25 световых лет, мы все равно не знаем, то как же чинжер может быть шпионом? Разве семифутовую ящерицу замаскируешь под рекрута? Ей и под Смертвича Дрэнга не подделаться, даром что они как родные бра…

Похоже, что это имя было заклинанием: свет погас и в бараке загремел голос Смертвича: «По койкам! По койкам! Вам, грязные скоты, не известно разве, что идет война?!» — ревел он.

Билл, спотыкаясь, кинулся в тьму барака, единственным освещением которого служили красные огоньки глаз Дрэнга. Заснул он еще до того, как его голова коснулась подушки, но, казалось, прошло лишь одно мгновение, и побудка сбросила Билла с койки.

За завтраком, когда Билл в поте лица резал эрзац-кофе на такие мелкие кусочки, чтобы их можно было проглотить, по телеку пришло сообщение о тяжелых боях в секторе Бета Лиры и о тамошних крупных потерях. По столовой пронесся стон, объяснявшийся отнюдь не взрывом патриотизма, а тем, что любые плохие новости ухудшали и без того безрадостное положение рекрутов. Как и когда произойдет его ухудшение, они не знали, но в том, что оно будет, — не сомневались. И были совершенно правы.

Это утро было чуть прохладнее, чем обычно, а поэтому парад перенесли на полдень, чтобы железобетонные плиты плаца успели хорошенько раскалиться и обеспечили максимальное число солнечных ударов. Из задних рядов, где по стойке смирно стоял Билл, был виден установленный на командном пункте балдахин, снабженный аппаратом для кондиционирования воздуха. Это сулило появление большого начальства. Предохранитель атомной винтовки глубоко врезался в Биллово плечо, с кончика носа стекала непрерывная струйка пота. Краем глаза он замечал то тут, то там всплески движения: в тысячелюдных шеренгах то и дело падали солдаты, которых бдительные санитары тут же волокли к санитарным машинам. Здесь их укладывали в тень, а пришедших в себя возвращали в строй.

Оркестр грянул «Вперед, космонавты, а чинжеров к черту!», и переданная на гипноспирали сапог команда заставила шеренги замереть без дыхания. Тысячи винтовок сверкали в солнечных лучах. К командному пункту подкатила машина генерала (эго явствовало из намалеванных на ее борту двух звезд), и крохотная фигурка стремительно пронеслась сквозь раскаленный, как в доменной печи, воздух в благодатную тень балдахина. Билл еще никогда не видел генерала так близко. Во всяком случае — генеральского лица, ибо как-то поздним вечером он возвращался с наряда и мельком узрел спину генерала, садившегося в свою машину возле здания лагерного театра. Все, что он запомнил, был огромный зад и покоившийся на нем маленький муравьиноподобный торс.