Артур Дойль - Капитан «Полярной звезды». Повести, рассказы

Еще более странно было то, что генерал принялся создавать в доме большие запасы продовольствия, словно для предстоящей осады. Бегби — крупный бакалейщик Вигтауна — сказал мне в радостном удивлении, что генерал послал ему заказ на тысячу банок всевозможных мясных и овощных консервов.

Само собою разумеется, все эти необычные действия не могли пройти незамеченными. По всей округе, чуть ли не до самой границы с Англией, шли сплетни о новых обитателях Клумбер-холла, о причинах, заставивших их поселиться в наших краях. Предположение, которое могло возникнуть в сельских умах нашей округи (так думал и мистер Мак-Нейль) было единственное: старый генерал и его семья не в своем уме или же генерал совершил какое-то ужасное преступление и пытается скрыться.

Оба эти варианта казались правдоподобными. Но я считаю, что ни один из них не был близок к истине. Поведение генерала Хэзерстона во время нашего первого разговора, действительно, могло показаться подозрительным. Но впоследствии он проявил исключительную рассудительность и вежливость. Жена и дети генерала вели такую же уединенную жизнь, как и он, поэтому причина была не только в состоянии здоровья генерала. Что касается предположения о том, что генерал скрывается от правосудия, то эта версия была еще более неправдоподобной. Хотя Вигтауншир был пустынным местом, но в конце концов это не был такой медвежий угол, где мог бы скрыться столь известный человек, как генерал Хэзерстон. К тому же преступник, скрывающийся от полиции, не стал бы давать своими поступками пищу болтливым языкам, как это делал генерал.

Я был склонен верить тому, что объяснение загадки заключалось в почти болезненном стремлении генерала к одиночеству и уединению, и он нашел такое убежище именно в наших краях.

Вскоре мы увидели, как далеко завело их это стремление к покою и одиночеству.

Однажды утром отец вышел к столу с выражением твердой решимости на лице.

— Надень свое розовое платье, Эстер, — сказал он, — и ты, Джон, принарядись. Пополудни мы все трое поедем засвидетельствовать свое почтение миссис Хэзерстон и генералу.

— Визит в Клумбер! — воскликнула Эстер, захлопав в ладоши.

— Я не только фактор лэрда, — сказал с достоинством отец, — но и его родственник. В качестве такового, я убежден, что лэрд пожелал бы, чтобы я навестил наших новых соседей и предложил им свои услуги. Сейчас они чувствуют себя одинокими, не имеют друзей. Что говорит великий Фирдоуси? «Лучшим украшением человека являются его друзья»?

Моя сестра и я знали по опыту: если старик начинал подкреплять свои мысли цитатами персидских поэтов, его невозможно переубедить.

Таким образом, пополудни наши пони были запряжены в фаэтон и отец взгромоздился на сиденье в не слишком шикарном пальто, но с новыми перчатками в руке.

— Садитесь, дорогие мои, — воскликнул он, весело хлопая бичом. — Мы докажем генералу, что ему не придется краснеть за своих соседей.

Увы! За гордостью часто следует унижение. Нашим откормленным пони в сверкающей сбруе не суждено было произвести в этот день фурор в Клумбере.

Мы доехали до ворот, и я уже собирался выйти из экипажа и открыть их, как наше внимание привлек большой деревянный плакат, прикрепленный к одному из деревьев с таким расчетом, чтобы он всем бросался в глаза. На доске была намалевана печатными черными буквами следующая негостеприимная надпись:

Несколько минут мы с изумлением глядели на этот плакат. Затем Эстер и я, уяснив себе всю нелепость происшедшего, разразились хохотом. Но мой отец был глубоко оскорблен; стиснув зубы, он повернул пони обратно и покатил домой. Я никогда не видел его столь потрясенным.

Если у меня и было чувство личной обиды за унижение, то оно очень скоро прошло и стерлось из моей памяти.

Случилось так, что на следующий же день, после этого эпизода мне пришлось проходить мимо Клумбер-холла и я остановился посмотреть еще раз на неприятный плакат. Я глядел на него и удивлялся: что побудило наших соседей предпринять такие оскорбительные шаги? Вдруг я заметил нежное девичье личико, выглядывавшее сквозь прутья ворот, и белую ручку, которая настойчиво предлагала мне подойти. Приблизившись, я увидел, что это та самая девушка, которая ехала в коляске.

— Мистер Уэст, — быстро сказала она шепотом, озираясь по сторонам. Она говорила нервно и быстро. — Я хочу извиниться перед вами за унижение, которому вчера подверглись вы и ваша семья. Мой брат находился в саду и видел все, но ничего не мог1 поделать. Уверяю вас, мистер Уэст, что если это, — она указала на плакат, — принесло вам некоторую досаду, то мне и брату плакат причинил гораздо больше огорчений.

— Что вы, мисс Хэзерстон! — сказал я со смехом. — Британия свободная страна, и если кто-нибудь желает отвадить визитеров от своего дома, то почему бы ему так не сделать.

— Но это ужасно грубо, — прервала она, нетерпеливо топнув ножкой. — Подумать только, что и ваша сестра тоже подверглась такому несправедливому оскорблению! Я готова провялиться сквозь землю от стыда при одной мысли об этом.

— Пожалуйста, не тревожьтесь, — сказал я горячо; меня взволновало ее огорчение. — Я уверен, что ваш отец имел причины принять такие меры.

— О, Бог видит, что причины у него имеются, — ответила она с невыразимой грустью в голосе. — И все же, я думаю, что было бы более достойно мужчины встретить опасность лицом к лицу, чем скрываться от нее. Впрочем, ему лучше знать, и не нам судить его. Но кто там?! — воскликнула она, вглядываясь с беспокойством в темную аллею. — О, это мой брат Мордаунт. Мордаунт, — сказала она, когда молодой человек подошел к нам, — я просила извинения у мистера Уэста и от своего, и от твоего имени за то, что произошло вчера.

— Я очень рад, что могу лично сделать это, — сказал он вежливо. — У меня горячее желание повидать также вашу сестру и вашего отца и сказать им, как я огорчен случившимся… Мне кажется, тебе лучше уйти домой, малютка, — обратился он к сестре, — потому что приближается время завтрака. Нет, не уходите, мистер Уэст, мне нужно с вами поговорить, — сказал он мне.

Мисс Хэзерстон с улыбкой помахала мне рукой и пошла по аллее, а ее брат раскрыл калитку, вышел и снова запер ее снаружи.

— Если вы не возражаете, я пройдусь с вами по дороге. Не хотите ли манильскую сигару? — он вынул из кармана две сигары и дал одну мне. — Они неплохи. Я сделался знатоком сигар, когда был в Индии. Надеюсь, что я не помешал вашим делам?

— Нисколько, — ответил я. — Я очень рад вашему обществу.