Ян Вайсс - Фантастика чехословацких писателей

Потом снова посмотрела на коллекцию женских портретов, которая в этой обстановке казалась попросту неуместной. Она переворачивала страницу за страницей, задержалась на последней фотографии и перевернула следующую, пустую страницу.

– Я знаю, о чем вы думаете, – сказала она спокойно. –

На этой странице должна быть моя фотография.

Дверь за радисткой давно закрылась, но в комнате попрежнему царила тишина.

– Вы удивлены? – прервал молчание доктор.

– Немного.

Родин захлопнул альбом, который машинально перелистывал.

– Извечный треугольник.

– Даже на Луне.

– Да, даже на Луне. Здешняя жизнь не меняет человека физически, почему же она должна менять его психику? В

Радужном заливе люди остаются людьми. . Но дело не в этом.

– В Ирме Дари?

– И не только в ней. В треугольнике, в классическом треугольнике – он, она и еще один он. Его связывают с ней длительная симпатия и любовь, но вот на сцене появляется другой, который мимоходом соблазняет ее. Предположим, что их отношения не перейдут в более глубокое чувство. Если дело дойдет до конфликта, кто из них способен совершить преступление? Естественно, что не тот, другой, так как с его стороны этот поступок был бы бессмысленным. Остается пара, связанная любовью. Кто из них, по-вашему, вызывает большие подозрения?

Доктор вопросительно посмотрел на майора.

– Какую эпоху вы имеете в виду? – помолчав, спросил

Родин.

– Так, – в голосе доктора почувствовалось разочарование, – значит, и вы над этим думали.

– Да. Такие случаи бывали, и нередко. В создавшейся ситуации жертвой иногда становился человек, случайно проникший в чью-то тайну. Поводом для преступления служил страх оказаться высмеянным или униженным.

– Вот видите, значит, у нее могли быть веские причины, чтобы совершить убийство. Страх, что будет раскрыта ее тайна, боязнь шантажа, опасение потерять его любовь, ненависть к тому, другому, который, возможно, воспользовался ее слабостью. И еще с десяток самых различных, часто ложно истолкованных факторов. Вам понятна моя мысль?

– Как всегда.

Доктор подозрительно посмотрел на майора, но капитулировал перед невинным выражением серых глаз.

– А теперь давайте наполним этот треугольник конкретным содержанием. Она – это Ирма Дари, он – Борис

Мельхиад, еще один он – Михаль Шмидт. А у Ирмы Дари для критического момента нет алиби!

– Пока нет. – Майор встал и положил альбом на полку.

– Вы намерены связаться с Землей относительно Ирмы?

– Разумеется.

– Ну да, необходимо уточнить детали субботней радиосвязи. А почему бы вам заодно не поинтересоваться спортивными увлечениями радистки, скажем, прыжками в воду? Возможно, она участвовала в соревнованиях по этому виду спорта.

– Вы никак не можете забыть своего прыжка со скалы!

– Вот именно.

– Что ж, неплохая идея, – заметил майор, снял трубку радиофона, набрал нужный номер. – Радужный залив. Директора института, пожалуйста. Это Родин. – Майор нахмурился и посмотрел на доктора. – Не отвечает. . Алло!

Да, я. Что? Я помешал?.. Снова тихо... Что? Не понял.

Доктор прикрыл ладонью микрофон.

– Так вы никогда не договоритесь. Задав вопрос, следует немного подождать. Ведь вы говорите с Луны, радиосигнал вначале летит на Землю, ответ придет не раньше, чем через несколько секунд.

Майор улыбнулся, и на лице его появилось добродушно-мальчишеское выражение.

– Простите. . Да, я уже понял. Я хотел вас кое о чем спросить. Во-первых, свяжитесь с человеком, который в субботу принял радиограмму из Радужного залива. . Вовторых, меня интересует, не увлекается ли Ирма Дари каким-либо видом спорта. Например, прыжками в воду, альпинизмом, парашютизмом... Да, я подожду... Так. Спасибо. Прикрыв микрофон рукой, следователь повернулся к

Гольбергу.

– У вас хороший нюх, доктор, – Ирма Дари действительно увлекается. . но художественной гимнастикой. Боюсь, что этот вид спорта вас не заинтересует. Зато я узнал, что кое-кто из экипажа парашютную подготовку прошел. .

Да, да, понимаю. Но мне необходимо связаться с этим

Кроницким. Пожалуйста. . Соедините меня с ним по обычному каналу. В Вене? Тогда дайте Вену. . Сами? Хорошо, я подожду...

– Так кто прошел подготовку? – спросил доктор.

– Нейман, Мельхиад, Маккент.

– Вот оно что!

– Алло! Алло! Не прерывайте. . Нет, не положу. . Алло! Это Кроницкий? Добрый день. Говорит Родин. Я говорю из Радужного залива, меня послали, чтобы расследовать смерть Шмидта. Мне хотелось бы уточнить кое-какие подробности относительно субботней радиосвязи. Вы сами были у аппарата? Хорошо. По словам радистки Ирмы

Дари, все было в порядке. Да? Очень рад. А вы уверены, что приняли всю радиограмму? Можете ли вы утверждать, что на другом конце провода, то есть, конечно, не провода. . что там была Ирма? Я понимаю, разумеется, все останется между нами. . Так, понятно. Благодарю вас. Этого достаточно. Простите за беспокойство. А этой девушке на станции скажите. . Впрочем, ничего не говорите. Еще раз спасибо.

Родин повесил трубку и повернулся к Гольбергу.

– Милый доктор, мне жаль, но я вынужден вас огорчить. Приготовьтесь к самому худшему. Нет никаких сомнений, что Ирма Дари лично передавала радиограмму.

– А как вы можете это доказать?

– Во избежание ошибок текст радиограммы передается дважды. После того как текст передан первый раз, лента перематывается и аппарат не работает примерно полминуты. Кроницкий лично знает Ирму Дари, и под конец он отстукал ей комплимент. Вот, оказывается, для каких целей служит межпланетная радиосвязь. Не мешало бы об этом знать начальству. Ирма Дари ответила Кроницкому и якобы довольно язвительно.

Гольберг возбужденно зашагал по комнате.

– Неужели это все-таки обманутый возлюбленный?

УБИЙСТВО НА ПОЧВЕ РЕВНОСТИ?

Родин с беспокойством следил за Гольбергом, который раскачивался на стуле.

– Нужен лист бумаги, – доктор стал выворачивать карманы, – у нас накопилось довольно много материала, и чем дальше, тем больше данных. В этом обилии фактов от нашего внимания может ускользнуть какая-нибудь важная деталь, скрытая зависимость. Значит, все нужно записать.

Так, запишем сначала имена восьми членов экипажа. Будем вычеркивать их по мере установления алиби.

– Понятно.

– Начнем с радистки. «Дари Ирма», – записал он и перечеркнул это имя жирной волнистой линией. – Остальных я запишу столбиком. Так, следующий, конечно, Борис

Мельхиад, – вполголоса диктовал доктор, тщательно, почти каллиграфически выписывая буквы, – это ясно. Убийство на почве ревности.

– Допустим, вы правы. Убил Мельхиад. Но как?

– Как? Да, – Гольберг забарабанил записной книжкой по руке, – в этом вся трудность. Если позволите, я постараюсь исходить из тех фактов, которые нам уже известны.