Александра Давыдова - Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства

— Какова была ваша реакция на то, что вы попали почти на триста лет в прошлое? Вы понимали последствия такого перемещения? Возможность хроноцикла или нарушения реальности?

— Если честно, я думал только о том, как вернуться назад. В бой, — Иван начинал уставать от такого прерывистого темпа доклада.

— Хорошо, пусть будет так. Вы сказали о мальчике. Вы вошли с ним в контакт? С какой целью? Вы собирались просить его о помощи? — зам председателя был напорист.

— Разрешите, я расскажу все по порядку? — жестко ответил Иван. — Я не входил в контакт с какой-либо целью. Этот мальчик спас меня. Я просто хотел сказать ему спасибо. Поблагодарить. Так иногда поступают.

— Как вы объяснили ему ситуацию? Рассказали тактико-технические характеристики оружия, политическую и боевую ситуацию? — спросил член комиссии в военной форме.

— Да нет же! Для мальчика я был просто летчик-испытатель их времени, который попал в аварию и которому он помог.

— Почему именно испытатель? — Думанский не понял хода мыслей Ивана, — почему не боевой пилот?

— В то время Россия ни с кем не воевала, неоткуда было взяться сбитому пилоту, — просто объяснил Иван.

— Дальше. С какой целью вы просматривали базу данных по истории вашей семьи? Вам это казалось таким важным в сложившейся ситуации? — с иронией в голосе спросил один из комиссии.

— Да, именно важно. Мальчик оказался моим давним предком. Пра-пра и сколько там ещё дядей.

— Вы хотели изменить… — начал председатель, но глянув в бумаги, произнес. — Нет, он все-таки ваш прямой предок.

— Я знаю историю своего рода. Я знаю, что именно мой предок разработал основы подпространственных двигателей. Но в силу определенных обстоятельств это было воплощено в жизнь почти через сто лет после его смерти.

— Каких обстоятельств?

— Александр Стрельников, физик-теоретик, занимавшийся теорией гравитации, был инвалидом. В детстве он сломал позвоночник. Всю жизнь он боролся за выживание и умер, так и не окончив свои исследования. Он умер в возрасте тридцати лет.

— И вы решили изменить это? Изменить реальность? Вы понимали, чем вы рискуете?

— Да, понимал. Но мне удалось точно выяснить, когда с ним случилось несчастье. И я мог его предотвратить.

— Вы уверены?

— Да, ведь это история моего рода. Я знал, что несчастье произошло в детском лагере. Была драка, и Саша, убегая от хулиганов, неудачно упал на бревно.

— Хорошо, вы решили обезопасить его. А где гарантия, что в дальнейшем он бы стал именно тем, кем стал в нынешней реальности? — строго спросил Думанский.

— Я просто видел его, разговаривал с ним. Я верил в него. Скажите, я оказался неправ? Я просматривал историю уже сейчас. Он создал движок. Его тахионные «Стрелки» появились еще при его жизни. Ведь наш флот настолько мощнее флота Ливоргов, что даже и боя настоящего не понадобилось, их снесли одним залпом! — Иван в запале вскочил с кресла. — Неужели это не стоило того, что я сделал?

— Оставим эмоции, — одернул Ивана председатель. — Как вы помогли мальчику?

— Тот ужасный случай должен был произойти именно в день моего возврата. Я дал ему ритуальный кортик.

— Что такое ритуальный кортик? — председатель помрачнел. — Вы уже упоминали о нем в письменном отчете. Это непонятно.

— Каждому офицеру флота при вступлении в должность выдается именное оружие. Это давняя традиция.

— Опишите подробнее это оружие, — председатель повернул голову в сторону Дуганова, словно ожидая его реакции.

— Нет никакого ритуального оружия на флоте, — раздался сердитый голос главкома. — Вы завираетесь, капитан.

— Зачем вы так? — остановил главкома председатель. — Вы забываете, что произошло. Штурмовика, на котором появился этот молодой человек, кстати, тоже нет.

В ответ Думанский возмущенно засопел.

— Итак, что это за кортик, опишите.

— Ну… это разновидность холодного оружия, с плазменной поддержкой. Складное. Я его запрограммировал только на нанесение несмертельных, не ранящих ударов. И на психоблокаду нападающих. И мальчик от него должен был потом обязательно избавиться. Впрочем, это тоже было заложено в программу кортика.

— А где гарантия, что он от него избавился? — взвился один из членов комиссии. Лысоватый угрюмый мужчина, до этого он молчал и мрачно смотрел на Ивана.

— Ну, я понял, что такого оружия сейчас не существует, — нашелся Иван.

— В вашем рассказе есть один большой просчет, — продолжил лысый. — Любой здравый смысл и теория хроноциклов говорит о том, что изменения должны были полностью затронуть и вас, и ваш аппарат. Вы же не изменились и говорите нам о некой альтернативной истории. Вы уверены, что вы именно тот, за кого себя выдаете?

— Спасибо за вопрос, — невозмутимо съязвил Иван. — Я думал об этом. Могу предположить, что я сохранил свой статус альтернативной реальности только потому, что в момент образования хроноцикла находился в другом пространственно временном континууме. Проще говоря, Саша дрался тогда, когда я был в прыжке.

— Спасибо капитан, вы свободны, — неожиданно заключил председатель.

Иван с тревогой стоял в коридоре трибунала и ждал решения. Буквально через несколько минут двери зала распахнулись, и из него вышли члены комиссии. Они словно и не обратили внимания на Ивана, и зашагали к выходу. Только Думанский подошел и совершенно не по-военному сообщил:

— Можешь возвращаться в расположение части. Тебе придется немного подучиться. Только учти — огласки делу не будет. Ни наград, ни наказаний. И рот — на замке. Понял?

— Могила! — с улыбкой ответил Иван, став по стойке смирно.

— И… — казалась, главком колебался. — Скажи, но между нами, там, ну, раньше, я был?

— Да, адмирал — конечно. И вы были главкомом, героем войны. Я как раз уходил в прыжок, когда ваша яхта протаранила на орбите пассажирский лайнер, уводя его с линии огня и спасая от гибели. Ценой вашей жизни.

Быть обладателем редкого имени — палка о двух концах. Локально известен, конечно, но не всегда узнаваемость добавляет счастья.

А еще намертво приклеиваются клички. «Королевич» — не самая дурная, но Елисея, к его неполным восемнадцати годам, она успела вусмерть достать.

Он был худой, черноволосый, с пирсингом в нижней губе и склонностью к мечтательности, к уходу в миры, превращающие его в непобедимого героя, легко и эффектно преодолевающего все сказочные невзгоды, к пронизанной кротостью влюбленности принцесс и умилению их вящих папаш.

Он шел, как обычно, через безлюдный, потёртый городской парк, сокращая путь по вытоптанной дорожке, обходя лужи.

Простая человеческая нужда отвлекла от очередной фантазии, в которой кипело сражение то ли с драконом, то ли с ордой осаждающих замок варваров. Королевич Елисей, прервав на время виртуальный ратный труд, сошел в кусты, неловко ступая по мокрой, разъезжающейся земле, и расстегнул ширинку.