Питер Уоттс - Бетагемот [сборник litres]

– Я… была неправа, – помедлив, говорит Кларк.

– Это тебя не остановило. – Он отворачивается к своей установке.

– Кен, – зовет она.

Он смотрит на нее.

– Это же чушь. Сплошные «если». Сто к одному, что Джин просто подцепил что-то от покусавшей его рыбины.

– Предположим.

– Кто сказал, что здесь не болтаются сотни зловредных микробов, которых пока не обнаружили? Несколько лет назад и про Бетагемот никто не слышал.

– Это я помню.

– Значит, нельзя допускать эскалации. Пока нет никаких доказательств.

В отблеске фонаря его глаза светятся желтовато-белым.

– Если насчет доказательств ты серьезно, то могла бы сама их раздобыть.

– Как?

Он постукивает себя по груди слева. Там, где расположены имплантаты. Кларк холодеет.

– Нет.

– Если Седжер что-то скрывает, ты об этом узнаешь.

– Она может скрывать что угодно и от кого угодно. И так не докажешь, что именно она скрывает.

– Заодно бы и выяснила, что на душе у Нолан, раз уж тебя так волнуют ее мотивы.

– Ее мотивы мне известны. Ни к чему гробить химию собственного мозга, чтоб в них увериться.

– С точки зрения медицины риск минимальный, – напоминает он.

– Не в том дело. Это ничего не докажет. Ты же знаешь, Лабин, что конкретные мысли читать невозможно.

– Тебе бы и не пришлось. Достаточно считать чувство вины…

– Нет, я сказала!

– Тогда не знаю, что тебе посоветовать. – Он снова отворачивается. В луче фонаря трубы резервуара похожи на крошечную контрастную модель опрокинутого на бок города. Под пальцами Лабина с шипением вспыхивает крошечное солнце, на секунду Кларк слепнет. К тому времени, как ее линзы приспосабливаются, поверхность бака уже вся освещена. Лучи преломляются в воде, та мерцает, словно марево в жаркий день; будь глубина меньше, уже взорвалась бы па́ром.

– Есть еще один способ, – жужжит она. Лабин выключает горелку паяльника.

– Есть. – Он оборачивается к ней. – Но я бы не слишком на него надеялся.

Давным-давно, когда трейлерный парк только собирался, кто-то додумался превратить один пузырь в большую столовую: ряд циркуляторов, пара разделочных столов для отважных и несколько складных столиков, в обдуманном беспорядке разбросанных по палубе. Предполагалось, что все это создаст эффект кафе под открытым небом. На деле получилось нечто вроде кладовки, куда сваливают на зиму мебель.

Но кое-что прижилось – сад. За это время он покрыл половину внешней палубы: кучка вьющихся растений освещена лампами-подпорками с солнечным спектром – палки похожи на скрытые в листве светящиеся бамбучины. Это даже не гидропоника, маленькие джунгли произрастают в ящиках с сочной темной землей – на самом деле это диатомовый ил с органическими добавками. Почва была довольно скудной, но на ней теперь отложились слои компоста, беспорядочно распространившись поверх обшивки.

Из всех атмосферных пузырей на хребте здесь самый приятный запах. Кларк распахивает люк и глубоко вдыхает. В этом вдохе удовольствия только половина: вторая половина – решимость. Грейс Нолан смотрит на нее с дальнего конца оазиса, где подвязывала плети чего-то, что до вмешательства генетиков могло быть стручковым горохом.

Однако под непрозрачными глазами Нолан играет улыбка.

– Привет, Лени!

– Привет, Грейс. Думаю, хорошо бы нам поговорить.

Нолан забрасывает в рот стручок: гладкая черная амфибия кормится в пышной зелени древнего болота. Жует она, пожалуй, дольше, чем необходимо.

– Насчет…

– Насчет «Атлантиды». И твоих анализов крови. – Кларк переводит дыхание. – И твоих претензий ко мне.

– Боже мой, – возражает Нолан, – к тебе никаких претензий, Лен. Бывает, люди ссорятся. Ничего особенного, не принимай все так всерьез.

– Ну и ладно. Тогда поговорим о Джине.

– Конечно. – Нолан, выпрямившись, снимает с переборки стул и раскладывает его. – А заодно про Сала, Лайджа и Лани.

«Уже и Лани?»

– Ты думаешь, виноваты корпы?

Нолан пожимает плечами.

– Я этого не скрываю.

– И откуда такие выводы? Нашла что-нибудь в крови?

– Мы пока собираем образцы. Кстати, Лизбет обосновалась в медпузыре, можешь сдать анализы. По-моему, сто́ит.

– А если ничего не найдете? – интересуется Кларк.

– Я и не жду, что найдем. Седжер не так глупа, чтобы оставлять следы. Но как знать.

– Ты же понимаешь, что корпы, возможно, ни при чем?

Нолан откидывается на спинку стула, потягивается.

– Милочка, сказать не могу, как я удивлена, что слышу такое от тебя.

– Тогда дай мне доказательства.

Нолан с улыбкой качает головой:

– Вот тебе для примера. Скажем, ты плаваешь в водах, где водятся акулы. Здоровенные гадины с треугольными плавниками кишат вокруг, разглядывают тебя, и ты понимаешь: не рвут на части только потому, что у тебя наготове дубинка, а они знают, что дубинка вытворяет с такими рыбинами. Так что они держатся на расстоянии, но от этого ненавидят тебя только сильнее, правда ведь? За то, что ты уже убивала им подобных. Эти акулы далеко не глупы, но очень злопамятны. Так вот, плывешь ты себе среди всех этих холодных мертвенных глаз и зубов, и видишь… скажем, Кена. Вернее, то, что от него осталось. Обрывок кишки, половина лица, опознавательная нашивка, плавающая среди акульих туш. Ну и как, Лен, сойдет такое за доказательство? Или ты скажешь: нет, это ничего не доказывает, я ведь не видела, что тут произошло. Скажешь: давайте воздержимся от поспешных выводов…

– Довольно паршивая аналогия, – тихо говорит Кларк.

– А по-моему, охрененная.

– И что ты намерена делать?

– Я могу сказать, чего я делать не намерена, – заверяет ее Нолан. – Не стану сидеть спокойно, полагаясь на доброту корпов, пока все мои друзья превращаются в падаль.

– Тебя об этом кто-нибудь просит?

– Пока нет. Но думаю, скоро попросят.

Кларк вздыхает.

– Грейс, я прошу, ради нас всех…

– Да пошла ты на хрен, – резко перебивает Нолан. – Тебе насрать на всех нас.

Словно кто-то щелкнул выключателем. Кларк изумленно разглядывает Нолан, та отвечает ей пустыми глазами, дрожа в припадке ярости.

– Хочешь знать, какие у меня к тебе претензии? Ты нас продала! Мы уже почти покончили с этими акулами. Могли выпустить им кишки через глотки, а ты нас остановила, дрянь поганая.

– Грейс, – пытается вставить Кларк, – я понимаю твои чув…

– Ни хрена! Ни хрена ты не понимаешь!

«Что же с тобой делали, – гадает Кларк, – как довели до такого?»

– Мне тоже от них досталось, – тихо говорит она.

– Еще бы. И ты-то за себя рассчиталась, скажешь, нет? И, поправь меня, если я ошибаюсь, ты попутно угробила немало невинных, разве не так? Плевать тебе на них было. И, может, тебя это не особо волнует, но из-за твоего крестового похода погибло и немало наших, рыбоголовых. На них тебе тоже было плевать, лишь бы отвесить пинка кому следует. Отлично. Ты расквиталась. А остальные-то еще ждут, а? Мы ведь не собираемся даже скашивать миллионы невинных, мы всего лишь хотим добраться до уродов, которые нас натянули, – и вот именно ты приползаешь сюда, как цепная собачка Патриции Роуэн, чтобы сказать, что я не в своем праве? – Нолан с отвращением мотает головой. – Я не понимаю, как мы позволили остановить себя тогда, и уж точно не позволю остановить теперь.