Питер Уоттс - Бетагемот [сборник litres]

– Это верно, – признает Роуэн, – потому-то он и стал изобретать причины.

Лени уставилась в освещенный вспышками иллюминатор и молчит.

– Может, тебе эта часть его истории неизвестна, – продолжает Роуэн. – Ты никогда не задумывалась, почему мы отправили к рифтерам именно его? Почему забросили черный пояс по тайным операциям на океанское дно, соскребать ракушки с насосов? Да потому, Лени, что он начал оступаться. Он делал ошибки, оставлял хвосты. Конечно, у него всегда имелись веские оправдания, но в том-то и дело. На каком-то подсознательном уровне Кен нарочно оступался, чтобы дать себе повод заделать пробоину позже. Станция «Биб» располагалась так далеко от всего на свете, что мы были уверены: там не может возникнуть и речи о проблемах безопасности, с какой бы натяжкой он не трактовал свои правила. Задним числом я вижу, что мы ошибались. – «Не первая и, увы, не самая большая наша ошибка». – Но я к тому, что люди, пристрастившиеся к чему-то, иной раз сходят с рельсов. Люди, сами себе установившие правила поведения, начинают их прогибать, перекручивать и истолковывать так, чтоб и на елку влезть, и не ободраться. Семь лет назад наши психологи заверили, что у Кена как раз этот случай. Можно ли быть уверенным, что сейчас что-то изменилось?

Рифтерша долго молчит. Ее бесплотное лицо, контрастное бледное пятно на темном фоне, вспыхивает в ритме бьющегося сердца.

– Не знаю, – отвечает она наконец. – С одним из ваших психологов я встречалась. Припоминаешь? Это ты его послала за нами наблюдать. Он нам не слишком понравился.

– Ив Скэнлон, – кивает Роуэн.

– Я искала его, выбравшись на сушу. – Словом «искала» Лени заменяет другое: «охотилась на него». – И не застала дома.

– Он был выведен из обращения, – Роуэн прибегает к собственному эвфемизму – как обычно, с легкостью превосходя собеседницу.

– Вот как.

Однако, раз уж о том зашла речь…

– Он… У него на ваш счет сложилась теория, – говорит Роуэн. – Он предполагал, что мозг рифтера может стать… чувствительнее, в некотором роде. Что ваша восприимчивость из-за долгого пребывания на глубине и всех этих веществ обострится. Квантовый сигнал из ствола мозга. Нечто вроде эффекта Ганцфельда.

– Скэнлон был придурок, – замечает Лени.

– Безусловно. Но ошибался ли он?

Лени чуть заметно улыбается.

– Понятно, – говорит Роуэн.

– Это не чтение мыслей. Ничего подобного.

– Но, может, если б ты могла… как это сказать?.. Сканировать?

– Мы это называем «тонкой настройкой», – говорит Лени голосом, непроницаемым, как ее глаза.

– Если ты можешь настроиться на того, кто…

– Уже сделано. Это, собственно, Кен и предложил. Мы ничего не нашли.

– А на самого Кена ты настраивалась?

– Невозможно… – Лени осекается.

– Он тебя блокирует, да? – кивает сама себе Роуэн. – Если это хоть чем-то похоже на сканирование Ганцфельда, то блокирует рефлекторно. Стандартная процедура.

Несколько минут они сидят молча.

– Не думаю, что это Кен, – заговаривает Кларк. – Я его знаю, Пат. Много лет.

– Я его знаю дольше.

– Но иначе.

– Согласна. Но если не Кен, то кто?

– Черт возьми, Пат, да любой из наших! Они все против вас. И уверены, что Джерри со своими…

– Чушь.

– Да неужели? – На миг Роуэн мерещится прежняя Лени Кларк – хищная улыбка в неверном свете. – Представим, что пять лет назад это вы нам надрали задницы, и с тех пор мы жили под домашним арестом. А потом из наших рук к вам проникает какой-то микробчик, и корпы от него мрут как мухи. Скажешь, вы бы ничего не заподозрили?

– Да. Конечно, заподозрили бы, – тяжело вздыхает Роуэн. – Но мне хочется думать, что мы не полезли бы на рожон без малейших доказательств. Мы бы, по крайней мере, допустили, что вы ни при чем.

– Помнится мне, до перемены ролей о виновности-невиновности речь не шла. Вы, не теряя времени, стерилизовали горячие зоны, и плевать, кто в них попал и в чем виноват.

– Хороший довод. Достоин Кена Лабина с его хваленой этикой.

Лени фыркает.

– Остынь, Пат. Я не говорю, что ты врешь. И мы дали вам поблажку – больше, чем вы нам в те времена. А тут у тебя много народу. Уверена, что никто не действует у тебя за спиной?

Свет – тьма.

– Тем не менее еще есть надежда все замять, – продолжает Кларк. – Мы сами занимаемся Бета-максом. Если с ним не работали, то ничего и не найдем.

В животе у Роуэн расползаются червячки ужаса.

– А как вы определите, да или нет? – спрашивает она. – У вас же нет патологов.

– Ну, вашим экспертам у нас никто не поверит. Может, у нас и нет профессоров, но найдется человечек-другой со степенью. Плюс доступ в биомедицинскую библиотеку и…

– Нет, – шепчет Роуэн. Червячки вырастают в жирных корчащихся змей. Она чувствует, как кровь отливает от лица. Лени тотчас замечает ее бледность.

– Что такое? – Она склоняется вперед, перегибается через подлокотник. – Почему тебя это волнует?

Роуэн мотает головой.

– Лени, вы не поймете. Вы не подготовлены, за пару дней в предмете разобраться. Даже получив правильный результат, вы рискуете неверно его истолковать.

– Какой результат. Как истолковать?

Роуэн видит, как она изменилось в лице. Так Лени выглядела пять лет назад, при первой их встрече.

Рифтерша спокойно отвечает на ее взгляд.

– Пат, не стоит от меня что-то скрывать. Мне и так нелегко удерживать собак на цепи. Если есть что сказать – говори.

«Скажи ей…»

– Я сама только недавно узнала, – начинает Роуэн. – Бетагемот, возможно… я о первом Бетагемоте, не о новой мутации – возможно, он выведен искусственно.

– Искусственно…

Слово тяжелой, мертвой тушей повисает между ними.

Роуэн заставляет себя говорить дальше.

– Приспособлен к аэробной среде. И скорость деления увеличена, чтобы быстрее воспроизводился. Для коммерческого использования. Конечно, никто не собирался губить мир. Речь шла вовсе не о биологическом оружии… но, по-видимому, что-то пошло не так.

– По-видимому… – Лицо Кларк застыло маской.

– Ты, конечно, понимаешь, чем грозит, если ваши люди обнаружат модификации, не понимая, в чем дело. Они, может, и сумеют определить искусственное вмешательство, но какое именно, не разберутся. А скорее, стоит им обнаружить следы генной инженерии, они сочтут, что преступление доказано, и дальше разбираться не будут. Получат результат, который примут за улику, а людей, которые могли бы объяснить им ошибку, слушать не станут, сочтя врагами.

Кларк уставилась на нее взглядом статуи. Может, перемирия последних лет мало. Может, новые события, требующие нового взаимопонимания, расколют хрупкое доверие, выросшее между ними двоими. Может, Роуэн сейчас выглядит в ее глазах обманщицей. Может, она потеряла последний шанс предотвратить катастрофу. Бесконечные секунды каменеют в холодном густом воздухе.