Евгений Дрозд - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

А тем временем одновременно в нескольких местах более пяти тысяч низкорослых крашеных статуй швырнули на землю гипсовые кепки и зашагали к Эйфелевой башне.

С долгим криком «ур-раа!» бросился резерв пришельцев на армию хозяев, но те вдруг выпустили свои запасные части, и поползло по улицам черт-те что: какие-то железобетонные динозавры и гигантские Микки Маусы, кафельные слоны, и черепахи, и мозаичные герои киноужасов. А за всем этим зверьем двинулись совсем непонятные фигуры, не имеющие ни формы, ни, может быть, даже содержания.

Армия пришельцев пришла в движение. Кто-то маленький, гипсовый и с большими усами крикнул: «Братва, абстракция поперла!» И тут же несколько сот таких же усатых, в наглухо застегнутых френчах, бросились с обоих флангов вперед. Им удалось обогнать вражескую армию и, миновав статую с Мамаева кургана, они окружили женщину с острова Либерти. Сотни полторы повисло их на ногах у Свободы, а та принялась отмахиваться от разъяренных усачей, как от мух, единственной целой рукой.

Вскоре почти все усатые были раскрошены и раздавлены, но статуя с Мамаева кургана сумела воспользоваться случаем: она ухватила противницу за шипы головного убора. Отбиваясь культей, статуя с острова Либерти уцепилась свободной рукой за пояс противницы, улучила момент и пнула ее ногой в каменный живот. В воздухе послышался такой грохот, что несколько вертолетов замертво упали на землю, два истребителя столкнулись в воздухе, а обе армии отхлынули друг от друга.

Лицо статуи с Мамаева кургана сделалось ужасным. Она покачнулась, отступила на несколько шагов назад и со страшным грохотом повалилась в Сену.

Жуткий рев потряс Париж. Кричали все, кто еще имел такую возможность, и даже головы, отбитые от своих каменных туловищ, разинув рты, хрипели и шипели.

И тут же к женщине с острова Либерти кинулись все, кто хоть как-то мог противостоять ее могучей силе. Сверкая на солнце нержавеющей сталью, «колхозница» швырнула свой серп на землю и протаранила головой вражескую Свободу. «Рабочий», вслепую размахивая молотом, ударил ее по ноге. Несколько бронзовых скульптурных композиций, из тех, что помощнее, бросились Свободе под ноги. Отовсюду слышались крики: «Гипс за гипс, бронза за бронзу!»

Наконец, статую с острова Либерти повалили на землю и она, ударившись головой о здание, утонула в клубах пыли.

Хозяева бросились было защищать поверженную Свободу и уже отбили ее неподвижное тело, но тут противник резко отступил.

«Зовите его! Зовите ЕГО!» — кричали пришельцы, и вместе с тем они отходили все дальше и дальше вглубь улиц и переулков, а затем разделились на два потока, образовав посредине широкий проход.

Обе армии на какое-то время замерли. Только вертолеты да самолеты нарушали зловещую тишину высоко над городом. Наконец, послышались тяжелые шаги, а вскоре в образовавшемся проходе показались два бронзовых матроса, увешанные гранатами и пулеметными лентами. Они несли на своих могучих руках гигантский гранитный бюст человека с усами и маршальскими погонами.

«А-а-а-а!» — нестройно заорали пришельцы. Потрясая оружием, они шли за усатой головой плотными шеренгами. А гранитный бюст зловеще покачивался на руках у бронзовых матросов, и при виде этой странной головы хозяева дрогнули. Динозавры и Микки Маусы, слоны и черепахи попятились назад. Боги и полубоги сгрудились под Эйфелевой башней и как загипнотизированные наблюдали за приближением усатой головы.

Но тут великое множество бесформенных скульптур хлынуло вперед, и тут же оба бронзовых матроса были сбиты с ног, а гигантский бюст рухнул на мостовую.

К упавшей голове подбежал огромный мраморный атлант, поднял ее над собой и швырнул вслед отступающей вражеской армии. В рядах гипсовых вождей и колхозниц образовалась широкая просека, голова прокатилась по ним как каток, оставляя позади себя мелкую щебенку. А когда ветер унес пыль, в конце этой просеки, среди поверженных собратьев, лежало лишь гранитное красное ухо величиной с корыто.

Наблюдая за боем с крыши кафе, бронзовые фигуры постепенно исчезали, они уходили по очереди через люк, через который и попали туда. И лишь одна из них — курчавый мужчина в длинной накидке — склонив голову, печально прогудел: «Во что Париж превратили!»

Еще на улицах и в переулках Парижа шли бои, когда на опустевшее поле сражения, словно гигантский танк, выполз охранитель царских усыпальниц — древний сфинкс. Он равнодушно осмотрелся, затем подполз к поверженной Свободе и лизнул ее своим шершавым каменным языком.

После этого египетский получеловек-полузверь с грохотом подполз к останкам женщины с Мамаева кургана и, вытянув каменную шею, лизнул и ее.

Солнце клонилось к закату. Париж утопал в пыли, словно после невиданного извержения вулкана. А по улицам города, среди белых холмов гипсовых и мраморных осколков, среди нагромождений расплющенных, искореженных статуй бродили спятившие от ужаса и горя парижане. Им было жалко своей столицы и Эйфелевой башни.

…В начале июня, а именно пятого числа, Павла Ивановича повезли на открытие памятника жертвам сталинских репрессий. Павел Иванович с удовольствием отказался бы от этого хлопотного мероприятия, но он был автором проекта.

Памятник вышел грандиозным. Только для того, чтобы накрыть его, понадобилось около тысячи квадратных метров брезента. Когда же брезент автомобилями стянули с памятника, собравшиеся ахнули: памятник впечатлял. Группа изможденных людей, каждый из которых был не менее семи метров росту, стояли, прикованные многопудовыми цепями к постаменту.

— Не уйдут? — шепнул Павлу Ивановичу заказчик.

— Вообще-то, металл тонкий, а цепи настоящие, — тихо ответил Павел Иванович. — Хотя… кто его знает. Ну, не дай бог, не дай бог.

Вечером того же дня в ворота мастерской к Павлу Ивановичу громко постучали. Чашка с горячим кофе выпала из рук пожилого скульптора, но он этого уже не почувствовал.

Оформление Сергей СТЕЛЬМАШОНОК

То, что он принял за развалины крепости, оказалось обычным нагромождением камней. Но Сальников не пожалел затраченных на подъем часов. Вид отсюда открывался впечатляющий.

Позади — там, откуда он пришел, — лежало ущелье, узкое и темное. Будто след от сабельного удара прорезал толпу скал. А впереди толпились горы главного хребта. Иные слепили рафинадным блеском заснеженных вершин, другие скромно венчались темным кустарником. Через такой кустарник, цепкий и густой, Сальникову не однажды приходилось продираться за два дня пути.