Евгений Дрозд - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

Едва только Боря закончил чтение, как страницы брошюры пожелтели, свернулись, как опавшие листья, и осыпались прахом, среди которого осталась лежать продолговатая пилюля желтого цвета.

Это, наверное, «колеса», решил несколько ошарашенный Боря. Логика его была нехитра: коль спиртное у потомков отсутствует, значит, балдеют они от чего-то другого. Ведь нельзя же без этого! Наркотиков он никогда раньше не пробовал, однако от товарищей по несчастью в лечебнице слыхал про них много хорошего. Проглотив пилюлю, Боря прилег на койку, ожидая скорого эффекта. Однако ничего особенного не происходило. Чувствовал он себя прекрасно, даже чересчур, дрожь в пальцах прошла, в мыслях установился порядок.

Внезапно Борей овладело странное подозрение. В его прояснившейся памяти четко всплыла фраза из брошюрки, на которую он вначале не обратил внимания:

«Успеху борьбы с пьянством способствовало широкое применение препарата «Абстинонт», вызывающего стойкое отвращение ко всем алкогольным напиткам…»

Боря пулей вылетел на улицу (что, кстати, строжайше запрещалось ему) и с помощью двух пальцев опростал в серый подтаявший сугроб содержимое желудка. Однако было уже поздно — проклятый абстинонт, по-видимому, действовал не менее быстро и эффективно, чем яд кураре. Первая же Борина попытка причаститься экзотическим одеколоном окончилась плачевно. Организм его решительно и бурно отвергал спиртное.

Наутро Клещова поразила странная метаморфоза, происшедшая с Борей. Он впервые за две недели побрился, за завтраком не курил, брезгливо отказался от предложенной чарки и окончательно сразил шефа тем, что попросил его купить зубную щетку и пасту.

За работу они засели поздним вечером, после окончания телевизионной программы — хронактор сильно понижал напряжение в электрической сети всего квартала, что могло вызвать весьма нежелательную реакцию соседей. Втайне от Клещова Боря уже успел восстановить прежнюю программу, и успех не заставил себя ждать: в приемное устройство прямо из пустоты посыпались монеты — и позеленевшие от времени, и новенькие, будто только что из-под пресса. Денежный дождь, продолжавшийся почти четверть часа, сделал Клещова обладателем обширнейшей, хотя и небрежно подобранной, нумизматической коллекции. Тут были и истертые римские динарии, и арабские дирхемы с приклепанным ушком, и византийские милисарии, и древнерусские серебряные гривны, и юбилейные советские рубли, и загадочные восьмиугольники неизвестного номинала, отчеканенные, судя по легенде на аверсе, Кооперативной Республикой Антарктидой в 2102 году. Коллекция эта, видимо, принадлежавшая в будущем частному лицу или какому-нибудь небогатому провинциальному музею (ни одного золотого, только серебро, медь, алюминий и никель), сама по себе стоила немало, однако Клещов ожидал совсем другого.

Хронактор вновь зашарил в грядущих веках, но на этот раз его единственной добычей оказалась уже знакомая Боре картонка с текстом на десяти языках:

Объясните, пожалуйста, для каких конкретно целей вам требуются денежные знаки. Заранее благодарю.

Аллен Яньцзяо Линьков — инспектор-смотритель 116 зоны времени.

Клещов, хоть университетов не кончал, был похитрее Бори. После некоторого раздумья он ответил так:

Для финансирования справедливой освободительной борьбы.

Следующая посылка из будущего состояла уже из двух предметов — брошюрки и записки следующего содержания:

По вполне достоверным данным на вашем отрезке времени и в вашем регионе никакая справедливая освободительная борьба не ведется. Прошу извинения.

Радж Трофимович Янг , референт по истории нового времени.

Пока Клещов вникал в смысл послания, Боря начал вслух читать брошюрку, голосом акцентируя внимание на некоторых фразах. Из текста следовало, что деньги как таковые давно исчезли из употребления. Каждому землянину в момент рождения общество предоставляет безвозмездный кредит, которого вполне хватает на пропитание, одежду, развлечения, общественный транспорт (в том числе межпланетный), приобретение и содержание жилья, медицинское обслуживание (включая троекратную замену всех жизненно важных органов) и т. д. Доступ к остальным благам (дача в поясе астероидов, садовый участок на дне океана, личная космическая яхта, возможность коллекционировать произведения искусства, туризм и отдых в иных эпохах) зависел только от качества и количества труда данного индивида.

Далее следовало описание весьма редкой болезни, известной как синдром Шейлока или «корыстолюбие».

Едва Боря прочел этот абзац, как Клещов вырвал у него брошюру и отшвырнул прочь. Еще в полете она начала разваливаться лохмотьями, и пола достигла лишь пригоршня пепла, из которого с легким стуком выкатилась пилюля той же формы, что и первая, но черного цвета.

С хронактором также происходили удивительные превращения — вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее его металлические части стали покрываться коррозией, изоляция проводов лопалась, пластмасса разрушалась, оптика мутнела, проводники выгорали. Вихрь безжалостных тысячелетий обрушился на хронактор и в считанные минуты обратил его в пыль.

Боря хотел обидеться, но потом передумал, согласившись с логикой потомков. Точно так же в наше время поступают взрослые люди, отбирая рогатки и самопалы у несовершеннолетних шалопаев.

А Клещова, похоже, вообще уже ничего не интересовало. Он сидел в полнейшей прострации, уронив руки на колени и вперив в пространство остановившийся взгляд. Его состояние в этот момент мог понять лишь тот, кому хоть однажды довелось пережить крушение мечты, кого безжалостно сшибала с ног злая судьба, кому случалось в одночасье утратить цель и смысл жизни.

Боря между тем подобрал с пола черную пилюлю (что бы тут ни говорилось, а к своему шефуле он успел привязаться и желал ему только добра, особенно сейчас, когда сам был в полном порядке), обтер ее о штаны и вместе с кружкой воды подал Клещову. В другие времена тот от Бори и горелой спички не принял бы, но сейчас, когда рассудок его помутился, а сердце ныло особенно сильно, без возражений проглотил пилюлю, решив, очевидно, что это какое-то успокаивающее средство.

Никакой заметной реакции, конечно же, не последовало. Клещов по-прежнему подавленно молчал, в лице не изменился и даже позы не переменил. Избавился ли он от своей, хоть и не заразной, но весьма прилипчивой болезни, или все еще находился в ее власти — сказать было трудно. Тут нужен был эксперимент, и план его уже вызрел в обострившемся до невозможности Борином уме.