Джон Райт - Золотая Трансцендентальность

— Бред. Зачем Софотекам ваш упадок? Они миролюбивы и никогда не причиняли вреда.

— Миролюбивы? Верно. Только потому, что война обходится дороже. Они предпочитают другие подходы. Поймите меня правильно — я не наделяю Софотеков злыми умыслами, затаённой ненавистью… да и вообще какими бы то ни было человеческими чувствами, но и они, как и мы, наблюдают за миром. Делают выводы. Действуют сообразно этим выводам. И вывели Софотеки, что порядок, логика и закон лучше разлада человеческой свободы.

— Порядок и закон, значит, вредны?

— Почему же? Для незрелого народа сила под вашим названием "закон" допустима — в умеренных количествах, но машинам чужда умеренность. У них свой идеал. Закон исполняется безоговорочно, с такой дотошностью, что всё человеческое и живое теряется.

Такому укладу они рады. Ради него Вторая Ойкумена пала.

Ваши-то Софотеки давно и прилюдно сознались, к чему всё ведут. Кончится независимая жизнь, миром остывших звёзд будет править объединённая мысль Вселенского Разума.

Найдёт ли искра Второй Ойкумены место в таком будущем? Сам наш дух — противоположность всевластному мертвецу. Уживётся ли логик со смутьяном, с первопроходцем, с теми, кто принесут хаос, перемены, рост? Машины созданы предсказывать, а неучтённые переменные портят расчёт.

Так что мы, рано или поздно, через миллион лет или миллиард, для их бескровного, незапятнанного, всеохватного разума стали бы опасны. Если не опасны — так назойливы, как марающий вычисления гремлин. [24] Этакий домовой, паскудничающий в сложных механизмах. Придуман английскими лётчиками в 1940 году.

Что же делать? Как, с позволения сказать, вынести неизвестную за скобки? Легко — поколения сменялись, а они ждали, пока вольный костёр перегорит. Дождались неповоротливых, старомодных, осторожных. Тех, кого вёл Орфей — который даже мыслью не нарушает норм.

И только тогда Софотеки открыли людям бессмертие. Марионетка — Орфей — служит им превосходно. Поколение угодило в смолу, смола застыла в янтарь, и теперь никогда этих властных жуков не сковырнут. Едва ли вы сомневаетесь в их власти — на себе испытали. Знаете сами — Коллегия Наставников только лишь продолжение воли Орфея.

Одновременно они раскололи и нас. Никто ведь не устоит перед манком вечной жизни — кто же захочет умереть раньше соседа? С другой стороны, мы чуть не стали, как вы, рабами механизма. Выбор стоял между свободой и жизнью.

Мы выбрали свободу, и потеряли жизнь, но и другой выбор так же гибелен. Оба пути вели в никуда.

Так умер наш дух. Кто теперь осваивает звёзды наперекор всему? Где дерзновенные? Где вольные? Где те, кто ради своей мечты готов мироздание перестроить, не считаясь ни с кем?

Яро наш зов трубил во Второй Ойкумене, и вдохновлял всех отважных примером. Теперь горн умолк, затихли раскаты марша.

Машины задушили его, но, надеюсь, дорогой Фаэтон, что если наш дух где-то ещё и звучит, то в тебе.

После долгого молчания Фаэтон, наконец, отправил:

— Я так и не дождался ответа на главный вопрос. Зачем устроили весь этот вычурный бардак?

— Пора бы уже понять. Наш план выполнен. Конечно, предугадали не всё в точности, но основные пункты выполнены — включая моё пленение. Теперь враги — настоящие враги — больше не смогут помешать, они остались за непроницаемой бронёй, враги тебя не видят и не слышат, соглядатаев тут нет. Догнать Феникса Золотой Ойкумене не по силам. Свобода у тебя в руках. Беги.

Мы обманывали, мы нарушали закон, но только с одной целью — чтобы корабль, полностью снаряжённый и с командой, с тобою, Фаэтон, во главе, мог бежать из Золотой Ойкумены. Софотеки Воинственного Разума побоялись нас недооценить, и для пущей заманчивости настояли на полной достоверности приманки. Значит, Феникс на самом деле готов лететь. Ты — Фаэтон, сомнений быть не может, не может чужое тело ускорение такое выдержать.

Исключительно угроза войны заставила бы Софотеков посадить за штурвал тебя, единственного готового пилота. Мы создали видимость угрозы, и теперь ты здесь.

— Так ты добровольно сдался?

— Естественно. Иначе мне не пробиться через фильтры ощущений. Я ведь пытался, в той роще, помнишь? Капитуляция — шаг отчаяния. Прими её как знак искренних намерений и доброй воли. Я просто хотел рассказать правду.

— Расскажи. Я готов услышать.

— Для начала должно снять заблуждение. Пойми — Софотеки помогать не хотят и не будут. Думал, за тебя они? Но почему тогда одни слова — и никакого дела? Не ссылайся на законы, или на программу — если Софотек не в силах программу себе переписать, то он и не Софотек вовсе — по конструкции. Если они тебя поддерживают, могли бы всё в твою пользу обернуть, и без лишней головной боли. Что им, ума не хватило? Вот чего-чего, а ума у них полно, сам знаешь.

Только десятая доля ресурсов Ойкумены принадлежит людям. Остальным заведуют Софотеки — и почему же тогда единомышленники твои названные не построили корабль сами и раньше? Почему ничего не дали, почему не спасли от разорения?

Они объявляли, что намерены, со временем, заселить все галактики — но не противоречит ли это запрету на межзвёздный перелёт? Зачем выдерживать людей в одной системке? Уж не ждут ли они, пока человечество выдохнется? Настоится в что-нибудь покорное?

Золотые Софотеки годами общались с Софотеками Молчаливой Ойкумены. Что машине двадцать тысяч лет ответа ждать? Пустяк. Мы вас учили чёрные дыры пробивать, черпать из бесконечного сингулярного колодца. Человечество купалось бы в изобилии бесконечном, как и мы в прошлом, каждый бы себе мог звездолёт позволить, звездолёты бы встречались чаще библиотечных колец — вот только не передали Софотеки вам нашей науки, и единственный корабль сына главнейшего богача Золотой Ойкумены чуть не разорил. Если Софотеки за тебя и за твою мечту — почему же тайну достатка скрыли? Ответить не можешь, верно?

— Не могу. Ещё бы. Я не знаю. Я даже про ваших Софотеков не знал, не говоря уже и об обмене. Нас учили, что связь ещё в Шестую Эру пропала. Ты уверен в своих словах? Воспоминания подделать могут.

— Кто бы сомневался.

— Так, а если Софотеки такие злобные и непослушные — то почему тогда брюхо по первому вашему слову вспороли? Откуда у машин любовь к харакири?

— Они не злые. Они упорные. Софотеки искренне преданы цели, которая, к сожалению, чужда человеческому духу и противна свободе. Они другие, они не цепляются за жизнь, даже за собственную. Зачем роптать, если и так неминуемая победа машинного строя видна?

Видна, конечно, но не учли они кое-чего в своих уравнениях, не заметили тления надежды. Нам говорили — "Невообразимо!", "Немыслимо!", а мы, люди, отвечали — "Пускай!" — и преуспели. Мы достроили.