Джон Райт - Феникс Побеждающий (ЛП)

Аналогично, Антисемрису тоже плевать на Наставников и их нормы. Он — чудак, возможно и член "Никогда не будем первыми". Что Семрис, что и Антисемрис — люди отчаянные, даже безумные, и Серебристо-Серый Фаэтон никогда бы таких не принял и не поддержал.

Нотор-Коток от них отличался — разговаривал то как Инвариант, то как Композиция. Фаэтон полагал, что он, или они, на самом деле — небольшое сборное сознание из пожертвованных мыслей родственников и друзей ссыльных. Они родили его, чтобы оно заботилось о изгоях — беседовало, помогало, искало подработки. Костяком существа стала безэмоциональная Инвариантная основа, стойкая к давлению Наставников. Фаэтон о таких случаях слышал.

Он продолжил:

— Господа, вы с удовольствием отметите, что я намерен улучшить местные условия труда, что без всякого сомнения повысит производительность, а больше всего эффективность труда подрывают крепкие опьянители и мечтания, замещающие личность. Думаю, Сырые обращаются к ним из отчаяния, ведь их жизнь так коротка.

Многочисленный кивок змеиных голов Антисемриса подтвердил:

— Слишком верно! Но что делать? Все ноуменальные слепки у Орфея.

— Господа, не секрет, что школа Хладнокровных с Нептуна хранит сознание на пластинах специального материала, и при температуре, близкой к абсолютно нулевой, данные личности в таких мозгах сохраняются веками. Эпохами, если дополнить их сверхпроводящую нервную ткань каскадными исправителями. Я предлагаю основать филиал Нептунской Школы прямо здесь. Нептунцы над Коллегией откровенно глумятся, и поэтому с поиском партнёров среди них затруднений возникнуть не должно. А после перед нами откроются новые рынки. Необходимость в переводчиках на нептунский и в программах Благотворительной композиции отпадёт. Вы отлично знаете, что внешние рынки жаждут даже простых мыслительных рабочих сил.

— Что вы предлагаете? — спросил Семрис.

— Господа, я прошу у вас поддержки. Вклад всего в шестьдесят пять тысяч секунд позволит приобрести канал связи если не с Нептуном или Нереидой, то хотя бы с масс-Легатом в их посольстве около города-роя в точке Лагранжа. Улучшенный поисковый механизм сможет собрать Нептунские заказы на труд — а дешёвой рабочей силы у нас предостаточно. По моим расчётам, вложение окупится через несколько дней.

Семрис ответил:

— Да, обещания новых рынков манят, но я имел дело с Нептунцами — они работали на Амальтее — и они проявили себя хитрыми, неприятными, и охочими до жестоких розыгрышей. Йронджо всегда выступал против идеи искать у них работу.

Змеи Антисемриса удивлённо переглядывались:

— Нептун далече! Подумай, сколько сигналу лететь через всю систему к ним, и обратно — и это на каждый запрос, на каждый отклик! Телепроекция невозможна, посекундный надзор невозможен.

Фаэтон возразил:

— Расстояния — не преграда, если передавать данные большими пакетами. Можно специализироваться в высококачественной обработке малоплотных данных. Посекундный надзор над Сырыми, надеюсь, после моего воспитания не потребуется.

Антисемрис всё ещё сомневался:

— Зачем так мутить воду? Прошлый уклад устраивал всех. Сырым идти некуда, а перемены могут всё испортить! Зачем бесить Наставников больше, чем должно? Мы целы только потому, что у них терпения не хватает выдавить нас всех. Нет, наш плосколобый Семрис наконец-то изрёк нечто дельное, хоть и случайно.

Нотор же сказал так:

— Удержание ментального здоровья изгнанных на оптимальном или околооптимальном уровне по шкале Кессика — для меня высокоприоритетная задача. Увеличенный срок жизни и новый рынок этому поспособствуют. Мотивы Фаэтона мне всё же непонятны. Для желаемого эффекта план найти заказы у Нептунцев кажется непропорциональным.

— Мистер Нотор, но вы же не возражаете против связи с Нептуном самой по себе?

— Разрешите ответить метафорой. Я приму любую жгучую монету. (Это был намёк на валюту из антиматерии.)

За спиной Фаэтона раздалось птичье пение — видимо, кто-то из собеседников взглянул на сине-золотое полотно, и через движения зрачков экран разгадал его настроение. Теперь понятно, с какой целью Йронджо держал такую красоту. Фаэтон, хоть и не был знаком со значением трелей и настройкой датчиков чувств этого гобелена, отгадать эмоцию смог.

Стараясь не улыбаться, Фаэтон раскланялся с Семрисом и Антисемрисом:

— Господа, если предложение вас не заинтересовало, то прошу оставить нас наедине с мистером Нотором — мы хотим обсудить взаимные выгоды…

Семрисы тут же наперебой пожелали обсудить предложение поподробнее.

Всего через час денег у Фаэтона хватало на звонок до Нептуна.

Он заслонил стеной два зеркала. Взглянув на структурный стержень, он успокоил себя и сосредоточил в сознании собственные цели. Потом повернулся к зеркалу и позвонил.

В нынешнем положении планет до легата Нептуна в посольстве около Юпитера сигнал шёл шестнадцать минут. Фаэтон задержку ожидал.

Но ещё пять минут Фаэтон ничего не делал, пока диалоговое древо посланника развёртывалось в ограниченном объёме памяти магазина мыслей.

Ещё полминуты антивирусы, нейтрализаторы и цензоры проверяли каждую строчку древа на вирусы и прочие неожиданности. Обычно это излишне, но с Нептунцами стоило перестраховаться.

Задержка ощутимая. Радамант за это время произвёл бы миллион операций первого порядка, а Западный Разум — в сто раз больше. Прошло почти шесть минут, и Фаэтон поразился собственной нищете. Он жил как какой-то пережиток истории — без пяти минут как подданный королевы Виктории из Третьей Эры.

Как же древние британцы, или ещё более древние римляне и афиняне Второй Эры (столь любимые в симуляциях Серебристо-Серых) терпели всю эту тоску, медлительность и беспорядок? С чем они встречали смерть, болезни, несправедливости, горе, страдания? Как они выдерживали одиночество базовой нейроформы без возможности подключиться к масс-сознанию?

И как они развивали разум без ноэтики, ноуменальной технологии, без представления о психиатрических правках и самоанализе? Неужели для воспитания добродетелей им хватало усилия воли?

На зеркале проступил символ Хладнокровной школы Тритонской нейроформы — посланник подготовился. Фаэтон глубоко вдохнул, повторил про себя самогипнотизирующую мантру Чародеев в последний раз и уподобил себя со сталью. Кто только что восхищался стойкостью смертных людей прошлого? Теперь и он смертен, и его стойкость сейчас испытают.

— Добрый вечер.

На приветствие не ответили. (Фаэтон ещё не привык к отсутствию переводчика на другие форматы и эстетики.) Он попробовал иначе:

— Начали. Давай. Запуск. Я готов. Озвучить. Прошу.