Джеймс Типтри-младший - Хьюстон, Хьюстон, как слышите?

— Но раз в десять лет нужно прочитать от начала и до конца, — говорит Джуди с личным именем Дакар. — Это так вдохновляет! Взрослея, ты понимаешь тех, кого не понимал раньше.

Лоример ошеломлен. Он пытается представить, каково это: слышать голоса Орренов Лоримеров, расплодившихся за триста лет. Математиков, водопроводчиков, художников, бездельников и даже преступников? Каково это — изучать себя в столь объемном и длительном процессе развития? И в самых разных формах: старые Лоримеры, юные Лоримеры… Лоримеры женского пола?.. С удовольствием занимался бы он этим или с негодованием?

— А сами вы уже что-нибудь записали?

— Ну, мы еще слишком молоды. Только необходимое, вкратце, на случай преждевременной смерти.

— О нас тоже расскажете?

— А как же!

Женщины заливаются смехом, но затем, посерьезнев, Джуди Париж просит:

— Ты ведь нас не выдашь? Мы-то должны обо всем докладывать Леди Блю, но ты правда не проговоришься?

Я дал слово, что не проговорюсь, думает он, возвращаясь из воспоминаний в свое реальное, сегодняшнее «я».

Рядом Конни потягивает из «груши» сидр. Лоример и в собственной руке замечает посудину.

И не проговорился.

— Джуди сами расскажут, — качая головой, улыбается Конни.

Лоример понимает, что все выболтал.

— Не имеет значения, — говорит он Конни. — Все равно я бы скоро догадался. Слишком много намеков. Вулагонги — изобретательные, Миды — бдительные, Джен — сообразительные, Билли Ди — трудолюбивые. Мне рассказали о шести гидроэлектростанциях, построенных, или усовершенствованных, или управляемых некой Лалой Сингх. Да и весь ваш образ жизни… Уж не знаю, приличествует ли респектабельному врачу повышенный интерес к подобным вещам, — с сухой иронией говорит он. — Вы же клоны, верно? Все до одного. Какая роль у линии Конни?

— Ты уже все понял. — Пристальный взгляд, как у мамаши на смышленого, но трудного ребенка. — Уф! Конни одержимы фермерством, мы мастерицы выращивать. У большинства из нас имена — как названия растений. Кстати, я Вероника. Ну и конечно, где крэши, там и мы. У нас тяга ко всему миниатюрному, любим опекать маленьких и слабеньких.

Она не сводит теплого взгляда с Лоримера, тот не выдерживает и отстраняется.

— Но мы контролируем свою линию. — Сердечный смех. — Конни не все одинаковы. Среди нас бывают инженеры, две наши младшие сестры увлеклись металлургией. Генотип, если к нему правильно подойти, дает удивительные плоды. Первая Констанция Морелос была по профессии химиком, она весила девяносто фунтов и никогда в жизни не бывала на ферме. — Конни опускает взгляд на собственные мускулистые руки. — Наша прародительница погибла в бою с психами. Женщина взялась за оружие — сейчас такое трудно представить… Сестра Тимоти производит динамит для взрывных работ, уже два канала вырыла… А ведь она даже не анди.

— Не анди? — переспрашивает Лоример. — Со строчной?

— О господи!

— Я и об этом уже догадался. Вспомнил ранние эксперименты с андрогинией.

Она неохотно кивает:

— Да. Нам все еще требуется мышечная сила для некоторых работ. А Кэи силачи. Уф! — Она резко выпрямляет спину, тянется всем телом, извивается, будто прогоняет судорогу. — Впрочем, хорошо, что ты понял. Такое напряжение… Мы даже петь не могли.

— Это еще почему?

— Слишком опасно. Мида была уверена, что мы обязательно проколемся. Столько слов пришлось бы заменить… У нас много разных песен. — Конни насвистывает две-три музыкальные фразы.

— И что же это за песни?

— Да всякие… Приключенческие, трудовые, колыбельные, походные… Для настроения: тревожные, шуточные… Каких только нет.

— Как насчет любовных? — отваживается спросить он. — Она у вас еще есть? Любовь?

— Разумеется! Ведь люди не могут жить без любви. — Но в ее взгляде появляется опаска. — Я слушала любовные песни вашей эпохи, они такие… Как бы это сказать? Плагго, что ли? Странные, тоскливые. Это и на любовь-то не похоже… Да, у нас есть прекрасные любовные песни. В том числе слегка грустные. Например, о Тамиле и Алкмене, обреченных быть вместе. Мы, Конни, тоже немножко обречены. — Она смущенно улыбается. — Нас тянет к Ингрид Андерс, и это, пожалуй, односторонняя любовь. Надеюсь следующую вахту провести вместе с Ингрид. Она такая классная! Просто маленький бриллиант.

Фейерверк разгадок порождает новые и новые вопросы. Но Лоример предельно сосредоточен, ему хочется до конца раскрыть мрачную мозаику, что кроется за этой мишурой.

— Генотипов — одиннадцать тысяч, население — два миллиона. Это получается примерно двести ныне живущих людей на каждую клеточную линию.

Конни кивает.

— Полагаю, количественное равенство не соблюдается? Кого-то больше, кого-то меньше?

— Да, некоторые линии менее жизнеспособны, но мы ни одну не потеряли за эти три века. У нас есть представители всех основных рас и многих антропологических типов. К примеру, я принадлежу к карибскому. Конечно, нам никогда не изучить того, что утрачено. Но одиннадцать тысяч — это ведь очень много. Каждая из нас старается познать других, это хобби длиною в жизнь.

Сквозь атараксию пробивается холодок тревоги. Одиннадцать тысяч, всего-то-навсего. Это и есть истинное население сегодняшней Земли. Лоример представляет себе двести высоких смуглокожих женщин с цветочными именами, восхищающихся двумястами классных малюток Ингрид, и двести болтливых Джуди, и двести хладнокровных Леди Блю, и такие же количества Марго, Мид и прочих. Представляет — и содрогается. Вот они, потомки, несущие на похоронах гроб с прахом рода людского.

— Конец эволюции, — с тоской произносит он.

— Почему конец? Всего лишь торможение. Наверное, сейчас все делается гораздо медленнее, чем в вашу эпоху. Но мы не спешим, нам нравится любой предмет изучать досконально. Время для этого есть. — Она снова потягивается, улыбаясь. — Все время в мире — наше.

— Но у вас нет новых генотипов. Вы в тупике.

— Так-таки и нет? Вот уже столетие ведется научная работа по слиянию гаплоидных ядер. Мы научились создавать свободные оплодотворяющие яйцеклетки, — говорит она с гордостью. — Я имею в виду сперму. Это непросто, результат не всегда удачен. Но недавно удалось найти обе жизнеспособные икс-хромосомы, и это позволило запустить проект по созданию более ста новых генотипов. Пока нет сестер, дело идет туго, но доноры пытаются помочь.

Более ста, думает Лоример. Что ж, может, и впрямь есть надежда…

«Обе жизнеспособные икс-хромосомы» — что это означает? Наверное, что-то связанное с пандемией. Как он понял, болезнь поражала главным образом мужчин. Его разум с жадностью вонзает зубы в новую пищу, не реагируя на доносящиеся откуда-то звуки.

— В икс-хромосоме был поврежден какой-то ген, а может, и не один, — рассуждает Лоример вслух. — Именно в иксе, не в игреке. И летальный признак должен быть рецессивным, правильно? А значит, дети вообще не рождались, пока не исцелилось некоторое количество мужчин или пока не удалось найти здоровых и изолировать на срок, достаточный для получения нормальных гамет, несущих икс-хромосому. Но у женщины запас ооцитов не пополняется, и это обстоятельство не позво лило восстановить репродуктивность полностью. От выздоровевшего мужчины женщина могла родить только девочку, поскольку женская клетка имеет две икс-хромосомы и материнский дефектный ген должен быть компенсирован нормальным отцовским иксом. Но у мужчин икс и игрек, и от матери мужчина получает дефектный икс. Таким образом, летальный признак проявит себя, плод мужского пола не выживет… Планета девчонок и вымирающих мужчин. Те немногие мужчины, что могли быть отцами, умерли.