Роберт Блох - Шабаш

Когда они собрались у кратера, близилась полночь. Тьма простерлась над бесплодными землями, и луны-двойняшки парой зеленых глаз уставились с неба вниз, в расселину — глубокую и черную.

Форбс вместе со своими спутниками присел на самом ее краю и принялся придумывать ей подходящие эпитеты. Мрачная? Да. Промозглая, гнетущая, грустная? Именно, верно, точно. Давайте еще чего вспомним. Тоскливая, мертвенная, неизбывная, обреченная… не говоря уже об инфернальной.

Прямо здесь, на корточках у края бездны, он припомнил Шекспира. «Макбет». Остановили нас в сухой степи приветом вещим [1] «Макбет», акт I, сцена 3, перевод А. Радловой. … Что ж, если это — не сухая степь, то все концепции мира лживы. Сухая степь — она, родимая. С двумя лунами вместо одной.

За его спиной, во мраке, трое техников проверяли работу записывающих устройств. Писалось видео и аудио — на весь трехсотшестидесятиградусный разворот, покрытием в полмили, с частотой 20-20000. Четырнадцать линзовых объективов ощупывали пустошь, края и своды кратера.

— Выявили что-нибудь? — шепотом спросил Форбс.

— Пока нет. Но если что случится… — Тон техника намекал на то, что для него самого и для двух его компаньонов ровным счетом ничего интересного не намечается. Эти трое не вполне понимали, зачем их вытащили в сухую степь в час полночный, с кучей чувствительного оборудования, которому, похоже, снимать лишь пустоту да тишь.

Форбс не мог винить их. Они-то думали, их ждет рутинный выезд.

— Вы будете проверять Пирис, — сказал им начальник. — Картами вас снабдят, а детали — на совести Дойла. Атмосфера, как я понимаю, близкая к земным условиям, ну и планета класса I — с антропоморфной культурой, даже языковые сходства есть, но в сравнении с нами — сильно отсталые. Ну, это если верить Дойлу. Потребуются запись звука и видеосъемка, плюс элементарный анализ. Просто предварительная разведка, на случай обнаружения минералогических потенциалов, достойных эксплуатации. Обычное дело.

Со стороны Дойла каких-то особых «деталей» не добавилось:

— Если не брать в расчет кратеры и тамошнюю растительность — можно подумать, что на Землю в древности попал. Туземцы носят одежду, у них есть примитивное правительство и религия в комплекте с тотемами и всякими табу. Язык лучше выучить через гипнообучалку.

Форбс последовал совету — и изумился. Язык оказался — не английский, но странно схожий. Со странными отсылками — иной раз настолько странными, что Форбс провел всю последнюю неделю перед отлетом, копаясь в файлах Системы. Он прочесал все доступные видеокопии с 1500-го по 1700-й по Старому Стилю.

Сходство между жизнью на Пирисе и на Земле в пост-феодальные времена заметно обрисовалось по прибытии Форбса. Он нанес официальный визит к Халу, правителю, и запросил разрешение на посещение планеты. Произошел обмен подарками и заверениями, и Форбсу с членами техбригады открылась дорога в пустыню — где можно было изучить жизнь в селениях. Малая команда осталась на борту корабля, приземлившегося неподалеку от цитадели Хала.

В течение трех дней Форбс и его люди вели записи о повседневной жизни в шахтах и подземных гротах, где выращивался весь пищевой ресурс планеты. Говорил с «крестьянами» — так бы называли этих людей на Земле по Старому Стилю. Особо в его памяти отложились любопытные верования, коих придерживался рабочий класс Пириса. Они боялись вести раскопки в некоторых гротах, держались подальше от расселин с наступлением темноты и шептались о каких-то вещах, в которых команда Форбса ровным счетом ничего не смыслила. Но Форбс подковался, углубившись в историю Земли по Старому Стилю — именно так он наткнулся на Шекспира и на все эти странные сходства, взволновавшие его в достаточной мере, чтобы притащить в нужное время в нужное место кучу оборудования и начать съемки.

Итак, сухая пустошь.

Форбс, сидя на корточках, ждал, что же явит ему проклятая пустошь.

И нечто явилось.

Первым это уловила звукозапись. Звук был слабый, далекий. Что-то двигалось в воздухе, производя резкий, нарушающий тишину шум.

Один из техников, Кайл, пробормотал:

— Черт те что! Голоса в небе!

Подключились к процессу сверхточные камеры, нащупав цель автоматической фокусировкой, снимая в ультрафиолете и инфракрасном диапазоне, дабы не упустить нечто, что человеческий глаз еще не научился воспринимать. Но далекие объекты попали в поле зрения сами — зримые, реальные.

— Вы гляньте! — шепнул Кайл своим спутникам. — Пиряне! Там, в небе. На чем это они?

Форбс мог бы сказать ему, на чем. Форбс мог бы сказать ему, кто летает над сухой степью в час полночный, и на чем они летают.

Но он смолчал, не желая мешать работе.

Какой-то месяц назад он бы сам среагировал точно так же, как Кайл. Но работа в архивах подготовила его. Теперь он знал о ведьмах.

Ведьмы, оседлав метлы, спешили на шабаш — поклониться Сатане, Хозяину Тьмы.

Конечно, все это было лишь дряхлой легендой. Земной дряхлой легендой, ко всему прочему. Легендой, никак не основанной на реальности.

Но сейчас он их видел. Своими глазами.

Метлы — впрочем, были ли эти длинные жерди метлами? — свистели над головой, спускаясь по нисходящей траектории в кратер. Их хозяева — являлись ли эти странные, оборванные твари ведьмами? — хихикали и взвизгивали, и их голоса эхом отскакивали от стен расселины.

И вот на дне вспыхнул огонь, и каждый раз, когда волшебный порошок срывался с метел и попадал в него, пламя делалось синим. Ведьмы, сбросив свое тряпье, нагими кружили над ним, их измасленные тела блестели в дыму.

— Черт-те-что! — снова пробормотал Кайл, и Форбс задумался, знает ли этот человек, образованный техник, значение произносимых слов. Конечно, «черт-те-что» — расхожая полушутливая ругань. «Черт знает что происходит!» А когда-то, в годы с 1500-го по 1700-й по Старому Стилю, эти слова имели буквальный смысл. В те времена на Земле никто не сомневался во власти черта. Ибо черт знал многое, и люди продавали ему душу за это знание, танцевали вокруг дымных кострищ и нараспев читали заклинания. Dance macabre. Проклятая пляска.

Ведьмы на дне кратера танцевали.

Форбсу ритуал был знаком — опять же, по архивным изыскам. Он знал о порошках, бросаемых в огонь, о ритуальных маслах, о беладонне, аконите и прочих позабытых дурманящих травах. Он знал, что за заклинания они читают — на своем языке, на языке планеты Пирис. Конечно, обращены они были не к Сатане — аудиозапись Форбс прослушал потом не раз, — но в их выкриках было одно повторяющееся слово. Что-то наподобие «Сир».

Но все остальные элементы ритуала были до ужаса знакомы. Когда из тени появилась фигура в плаще с капюшоном, коронованная рогами корта, Форбс вспомнил о Хозяине Шабаша — колдуне, отмеченном Знаком Козла или Черного Оленя. Здесь, конечно же, фигурировал корт — единственное рогатое животное на Пирисе.