Анна Семироль - Офелия

И всё вспомнилось сразу – само собой, словно кто-то сдёрнул с глаз плотную повязку. Музыка подхватила Питера и Офелию большой доброй ладонью, подняла над толпой, бережно покачивая, будто в лодке, и согревая, закружила…

Питер не сразу понял, что это им аплодирует весь стадион. Чувство единения с русалочкой настолько поглотило его, что он совсем забыл о том, где они находятся. Очнулся, когда миссис Донован стиснула его в объятьях и осыпала поцелуями. Подошли судьи, седой мужчина с аккуратно подстриженными бакенбардами протянул мальчишке руку, с сильным акцентом сказал:

- Поздравляю, юный друг! Это есть прекрасная пара! Вы – фавориты сегодня Бирмингем-шоу!

Немка в бордовом платье оставила на щеке Питера оттиск помады, о чём-то затараторила на своём языке, обращаясь к Вайноне Донован. Мальчишка разобрал только «бомбенэффект». Йонас таким словом называл нечто потрясающее, сенсационное. Ещё трое судей подошли к аквариуму, из которого выглядывала притихшая, прижавшая уши Офелия, о чём-то горячо заспорили. Фотоаппараты щёлкали, как будто кто-то выбивал дробь. Питер стоял среди этого хаоса, ничего не понимая, и изо всех сил старался сохранить в себе тёплое ощущение прикосновения мыслеобразов девчонки, так похожей на белоснежную розу, раскрывающую свои лепестки.

- Как тебя зовут? – спрашивали у мальчишки со всех сторон. – Как тебе удалось разучить с русалкой такой сложный танец? Откуда ты, малыш?

- Пожалуйста, дайте рыбы Офелии, - устало попросил Питер и повернулся к аквариуму.

Указательным пальцем на себя, затем на неё. Помахать: «Привет!». Сжать в кулак обе руки над головой: «Питер и Офелия – друзья». И улыбнуться, наблюдая, как она повторяет за ним, прижимая к груди зажатую в кулаке куколку.

Офелия (эпизод двадцать седьмой)

- Не хочу тебя огорчать, Пит, но это – начала конца.

Яблочный огрызок плюхнулся в ручей. Йонас обтёр руки о джинсы, сел рядом с Питером. Лу, раздосадованный тем, что ему не дали слопать огрызок, залез Йонасу на плечо и с нудным писком дёрнул за волосы.

- Ай, зараза! – скривился мальчишка. – Я ж тебя за волосы не таскаю! Вредитель!

Пикси надулся, ткнул его кулачком в щёку и уселся, обратив к Питеру грустную курносую мордочку.

- Почему «начало конца»? – тихо спросил Питер.

- Тебе понравилось на выставке?

Питер пожал плечами. С одной стороны, они с Офелией сорвали аплодисменты всего стадиона и произвели неизгладимое впечатление на судий. Офелия получила серебряный приз выставки, уступив только сирину – и то, как сказала миссис Донован, лишь потому, что сирину аккомпанировал целый оркестр. Питеру было наплевать на призы, его потрясло то чувство единения в танце, что он испытал благодаря русалочке. Эйфория владела им до сих пор, и историю поездки в Бирмингем он рассказывал Йонасу, восторженно жестикулируя и перепрыгивая с одного события на другое. Думал, друг разделит с ним радость, а он его огорошил этим самым «началом конца».

А если задуматься, была у триумфа и другая сторона. Офелия невероятно устала, перенервничала. Её пугало обилие незнакомых людей, вспышки фотокамер, распорядители рингов, которые объявляли выступающих в рупор. На церемонии награждения, которая состоялась после заката, запустили фейерверки. От грохота и взмывающих в небо огней Офелия забилась в самый угол аквариума, сжалась, закрыла лицо руками. Питера же затормошили репортёры, и у него до утра болела голова от различных вопросов, на которые он отвечал до хрипоты. Потом фотографы – отдельный кошмар. Всем хотелось запечатлеть простого английского мальчика с русалкой: чтобы обязательно вместе, касаясь друг друга, и со счастливой улыбкой, от которой у Питера болели щёки. Ради этих дурацких фотографий мальчишка раз за разом залезал по лестнице на верх аквариума, миссис Донован за цепь вытаскивала Офелию, подтягивала её к Питеру. «Ближе! Мальчик, возьми её за руку! А можешь обнять? Почему нет? Что значит «она не хочет»? Ты же её друг! Улыбайся! Парень, улыбку!»…

Рыба, которую взяли с собой для Офелии, испортилась. Русалочка голодала до дома. Пока ехали обратно, Кевин тарахтел без умолку, тормошил Питера, требовал, чтобы тот с ним общался. А Питеру хотелось лечь на пол, свернуться, подтянув колени к животу, и забыться сном. Он помнил, как попросил Кева дать ему хотя бы час отдыха, они наскоро договорились, что за три дня отец Кевина напечатает фотографии, и мальчишки встретятся у Питера дома. А дальше был провал, о котором Питер не помнил ничего. Как будто ему стёрли память.

Понравилось ли ему?..

Кентавры в наручниках. Пикси, прикованные на цепочки к искусственным деревьям. Сирены с багровыми шрамами, видными под толстыми ошейниками. Баргесты, которых полосуют хлыстом так, что грозный рык обрывается визгом и разлетаются клочки чёрной и серой шерсти. Келпи в мутноватой воде тесного аквариума. Люди, дерущиеся у ринга за оброненные сирином перья.

- Пит?..

- Нет. Мне не понравилось, - сухо ответил он.

Йонас кивнул. Луна выглянула из подушек облаков, отразилась в его глазах, преобразив мальчишку до неузнаваемости. Питеру на миг показалось, что не его друг сидит рядом, а сереброглазый подменыш с точёными, резкими чертами лица.

- А твоим родителям понравилось?

Мальчишка задумался.

Папа не видел, как они танцевали с Офелией. Папа пришёл позже, когда основная часть выступлений закончилась. Питер думал, что всё это время отец был на трибуне и смотрел, а оказалось, он общался с хозяевами других оттудышей. Мальчишка не хотел спрашивать, но мистер Палмер сам сказал. Извинился перед сыном.

- Я очень нервничал, прости. Не хотел, чтобы ты видел, как я волнуюсь.

- Выходит, ты в нас не верил?

Вопрос вырвался сам, непроизвольно. И Питер впервые увидел, как отец краснеет. Конечно же, он верил. Конечно же, рассчитывал на победу. Конечно, Питер молодец. Просто у папы были дела, извини, сынок. Папа гордится тобой, Питер. Это лучший день из тех, что он помнит.Похоже, отцу выставка пришлась по душе.

Мама была счастлива. Пробилась к Питеру сквозь толпу зрителей и журналистов, даже отодвинула людей с радио и большого темнокожего парня с громоздкой кинокамерой. Мамины щёки были мокры от слёз, и она тискала сына перед толпой незнакомых людей, восторженно щебетала, целовала мальчишку, как маленького. Кевин Блюм стоял поодаль и щёлкал фотокамерой, улыбаясь до ушей. Этим двоим на выставке точно понравилось.

А уж кто был запредельно счастлив, так это миссис Донован. Она порхала от одних журналистов к другим, щебетала с иностранцами, охотно фотографировалась, расписывалась изящными завитушками на входных билетах и сияла, как будто выиграла миллион в лотерею.

- Им понравилось, - уныло ответил Питер на вопрос друга.