Анна Семироль - Офелия

Офелия (эпизод тридцать седьмой)

Под утро приснилось что-то стремительное, неприятное, как порыв сырого осеннего ветра. Питер проснулся, сел, слушая колотящееся сердце. Кевин ровно посапывал, из одеяльного кокона торчали лишь его босые пятки. Постель Йонаса была пуста, одеяло бережно свёрнуто, уложено под подушку. Питер огляделся: на чердаке Йона не было. И его разбитых кроссовок тоже.

Из памяти мигом вынырнули все вчерашние страхи: подозрительный полисмен, который ни документов не показал, не представился, бледное лицо Йонаса, его опустевший взгляд, прежде чем он шагнул в воду. Питер на четвереньках выполз из постели, стараясь не нарушить сон Кевина, и на цыпочках спустился с чердака.

Дома было холодно. Настолько, что хотелось зависнуть в воздухе, поджав босые ноги, не касаться ледяного пола. Из окна в конце коридора второго этажа сочился бледный рассвет. Питер зябко поёжился, сунул ладони в подмышки. Прислушался: в ванной комнате этажом ниже шептала вода. Мальчишка потрусил вниз по лестнице и почти столкнулся с Йонасом, выходящим из ванной.

- Ты чего взлетел в такую рань? – настороженно спросил Питер, глядя на аккуратно зашнурованные старые кроссовки друга.

- Проснулся и решил пойти домой. Всё равно больше не усну, а там Лу ждёт. Вот, умыться сходил, - растеряно отозвался Йонас.

Он пригладил пятернёй взъерошенные светлые вихры, зевнул.

- Холодно. Как будто все окна открыты были всю ночь, - вздохнул Йон.

- Поговори со мной, - попросил Питер. – То, что вчера случилось, здорово всех напугало. Я же понимаю, что это не полисмен был. Кто это, Йон? Что он тебе сказал? Что ему нужно от тебя?

Йонас не выглядел испуганным. Скорее, грустным. И глаза прятал, тянул время с ответом.

- Только не ври мне, - предупредил Питер. – Я почувствую.

- Я и правда не знаю, кто это. Но он знает, откуда я. Сказал, что мне пора домой, Пит. И ах-ха, не фига это не полисмен.

- А кто тогда?

Пауза тянулась ещё дольше. Йонас потёр покрасневшие от недосыпа глаза, спрятал зевок в ладонь.

- Может, тётка втихоря оформила меня в приют. Или обтяпала документы, чтобы меня выдворили обратно в Германию, - неуверенно произнёс он. – Но это в лучшем случае.

- А в худшем что?

- В худшем - меня разыскал институт, на который работал отец. И они хотят вернуть меня домой.

- Для опытов? – мрачно спросил Питер.

- Ах-ха. Наверное. Больше-то и незачем. Пит, я должен бежать. Забрать Офелию – и к океану. Чем скорее, тем лучше.

Услышав шёпот мальчишек, за дверью своей комнаты застучали когтями по полу бишоны. Питер дёрнул Йонаса за руку и взглядом указал наверх: пошли на чердак. Йон сморщил веснушчатый нос: не, я домой. Тогда Питер привстал на цыпочки и шепнул ему на ухо:

- Поговорить. Важно. На троих.

Когда они вернулись на чердак, Кевин уже не спал. Сидел в гнезде из одеял и протирал очки краем пододеяльника. Вид у мальчишки был обиженный.

- Значит, вам вдвоём дружить интереснее? – сурово спросил он, как только Питер и Йонас переступили порог.

- Чё? – оторопело спросил Йон. – Ты проснись сперва, что ли.

- Я проснулся! – огрызнулся Кевин. – А вы слиняли! Как девки, в самом деле. Пошептушки за спиной, да? Вроде, мы втроём дружим? Или уже нет?

- Кев, вот ты сейчас точно обижаешься, как девчонка, - с укоризной сказал Питер и присел на матрас рядом. – Мы вернулись. Что ты завёлся спросонок?

- Ага, всё без меня обсудили и вернулись! – Кевин чуть не плакал с досады. – Вчера всё переглядывались за столом, а я сидел рядом с вами, как… как…

- Еврей, ну уймись, а? – зевнул Йонас и уселся в старое поломанное кресло, одну ножку которого заменяла стопка старых книг, обёрнутых наволочкой. – Я слинять хотел пораньше, а Пит меня заловил и обратно привёл.

- Врёте вы всё, - Кевин скривился, нацепил очки и зашарил под подушкой в поисках шорт и рубашки. – Я вам просто не нужен.

- Кев, если у тебя с утра поганое настроение – не порть его всем, - не выдержал Питер. – И ещё: если бы ты не был нам другом, мы рассказали бы тебе про план по освобождению Офелии?

Кевин натянул шорты на тощие ноги, сурово зыркнул в сторону Йонаса и буркнул:

- Знаешь, плохой у вас план.

- Знаешь, мы это уже слышали, - сдержанно отозвался Йон. – Предложи свой.

- А давайте я сперва выскажусь, а вы послушаете? – с нажимом произнёс Питер и, дождавшись одобрительных кивков, заговорил: - Йонас, Кев уже в курсе: у нас не будет «Посейдона». Отец его продаёт в ближайшее время.

- Твою мать… - простонал Йон, откидываясь на спинку кресла. – Это единственная проблема?

- Нет. Кев, скажи про воду.

Тот торопливо покивал, шмыгнул носом и скороговоркой проговорил:

- Офелия пресноводная, океан может ей повредить, подумай об этом.

- Это всё?

Питер и Кевин переглянулись.

- Офелия не доберётся до Дрездена, - вздохнул Питер. – Туда нет пути по воде.

- Я буду с ней, - спокойно сказал Йонас. – Вы что, ещё не поняли?

- Ты спятил? – вскричали ребята хором. – Это самоубийство!!!

- Ла-Манш я точно переплыву. А дальше… и дальше тоже.

- Там война! – заорал Кевин, вскочив с места. – Куда ты её потащишь? В самое пекло? Я не спрашиваю, как, но ты…

- Не ори. Нет никакой войны. Вам врут. Как врут всем, кто находится за пределами «пятна междумирья».

Голос Йонаса звучал спокойно и устало. Питера от его тона знобило. Как будто не Йонас сидел напротив него, а что-то нечеловеческое.

«Тысяча видов дождя… - вспомнил мальчишка. – Йон, что ты теперь такое?»

- Йонас, не лучше ли оставить Офелию здесь? – предложил Питер неуверенно.

Зелёные глаза друга полоснули его презрительным взглядом.

- Это трус в тебе говорит, а, Питер Палмер? Предлагаешь оставить её в яме с водой, кормить дохлой рыбой всю оставшуюся жизнь, да? Как думаешь, сколько она протянет? Переживёт ли хотя бы одну зиму? – в голосе Йонаса плескались горечь и яд. – Что ещё твой папаша придумает для неё? Пит, а ты похоронить её сможешь своими руками, когда она умрёт?

- Прекрати! – голос сорвался в слезливый визг, Питер протяжно всхлипнул. – Вас и есть-то трое в моей жизни: ты, Кев и она! И ты думаешь, мне легко потерять двоих из вас навсегда? Думаешь, я прощу себе, если вы погибнете? А вероятность этого…

- Громадная, - мрачно вставил Кевин. – Нацист ты эгоистичный, вдумайся. Ла-Манш тебе не бассейн. А Офелия…

- Должна быть свободна, - перебил его Йонас.

- Она должна быть жива! И ты тоже! Нет равенства между жизнью и свободой, идиот! – заорал Кевин.

У Питера в голове было пусто, как в спортзале после занятий. Лишь скакал по полу мяч, гулко ударяясь: бум, бум, бум. Шестьсот пятьдесят миль только по суше. Сотни миль Северным морем до Кильского канала.

- Блюм, однажды я совершил поступок, который не могу себе простить, - глядя перед собой, произнёс Йонас. – Без разницы, сколько пройдёт лет, поступок совершён. Единственное, что я могу сделать, это искупить свою вину до того, как со мной самим случится что-то подобное.