Анна Семироль - Офелия

- Ты не был виновен в её смерти, - тихо-тихо сказал Питер.

- Я был причастен.

- О чём вы оба говорите-то? – Кевин прошёлся по чердаку, нервно пиная одеяла, валяющиеся на дощатом полу.

Питер молчал. Он смотрел на Йонаса, и взгляд его говорил: я поклялся хранить твою тайну – и я сдержу слово. Йонас взглянул на него и улыбнулся краешками губ: спасибо.

- Кевин, - обратился к приятелю Йон. – Прекрати блажить и послушай внимательно. У меня большие неприятности. И у Офелии тоже. Мне придётся бежать из Англии как можно дальше, чтобы никто не тронул вас. И у меня есть единственный шанс освободить Офелию. Если этого не сделаю я, никто из вас не сможет. Это очень трудно понять. Просто прими. Ты сможешь меня научить, как завести машину без ключа? Там надо какие-то провода в кабине перерезать и соединить, да? Ты у нас гений технической мысли. На тебя вся моя надежда.

- Где ты машину-то возьмёшь… - простонал Кевин, обхватив голову руками. – Уважаемый Б-г, пусть мне просто снится бредовый сон…

На лестнице загрохотали шаги, и на чердаке появился взъерошенный со сна Ларри в клетчатой пижаме и тапках.

- Негодяи, что ж вы орёте так ни свет, ни заря? – набросился он на мальчишек. – Уже и подушку на голову натянул, и одеяло намотал – всё равно слышу ваши вопли! Что у вас тут за войны?

Кевин и Питер опешили, первый принялся складывать одеяла, пылая ушами, второй забормотал извинения. Только Йонас спокойно встал со своего места, обошёл Ларри, прикрыл люк, ведущий на чердак, и неожиданно сказал:

- И о войне, кстати. Мистер Лоуренс, вы же видели предсмертную записку Уилла Мёрфи? Она была адресована вам, и мистер и миссис Мёрфи не могли не исполнить последнюю волю сына.

Ларри резко выпрямился, будто получил удар между лопаток. Нервно сглотнул, беспомощно поглядел на младшего брата. Его испуг передался Питеру, заставив того замереть и нахмуриться. «Ларри видел записку? – с колотящимся сердцем подумал мальчишка. – Но сказали же, что отец Уилла её сжёг! Или Йонас блефует? Но зачем?»

- Йонас, зачем тебе это знать? – не поворачиваясь к стоящему за его плечом Йону, едва слышно спросил Ларри. – Откуда вообще эти слухи?

- Это не слухи, иначе вы не среагировали бы так. Люди говорят. Много говорят, тихо. А мы умеем слушать. Вы всё нас детьми малыми считаете, кормите ложью. Только мы выросли и теперь задаём вопросы. Зачем вы нам лжёте? Правда всё равно всплывёт, мистер Лоуренс. И когда такие, как мы с вашим братом и Кевином, поймут, что их пичкали ложью, прикрывая истинно взрослые поступки, дети возненавидят своих родителей.

Йонас говорил негромко, спокойно и размеренно. Как будто считал или повторял вслух таблицу умножения. Питер слушал и вспоминал, как он сам в порыве бессильного гнева выкрикивал отцу в лицо то же самое. Ларри от слов Йона то бледнел, то краснел. А когда воцарилась тишина, он посмотрел на ждущих ответа мальчишек и произнёс:

- Вы даже не понимаете, насколько опасна правда. Ребята, я тоже был таким, как вы. Хотел рассказать всему миру о том, что написал в записке Уилл. Только меня поставили перед выбором: молчание взамен на безопасность нашей семьи. Понимаете, насколько всё серьёзно?

- Ларри, мы должны знать правду. Это вовсе не говорит о том, что мы тут же побежим трепать о ней на каждом перекрёстке, - очень серьёзно сказал Питер.

Сейчас ему было ужасно жаль брата – такого беспомощного в мятой пижаме и тапках. Но внутри тихого и робкого обычно Питера оживал совсем другой человек – жёсткий, бескомпромиссный, целеустремлённый. Как будто на спине окуклившейся гусеницы трескался кокон, выпуская в мир обновлённое создание.

«Больно ли бабочкам, когда они рождаются? – мелькнуло в голове мальчишки. – Помнят ли они себя прежними, кем ощущают себя в момент рождения – всё ещё гусеницами или уже чем-то новым?»

- Мистер Палмер, - подал голос Кевин. – Если честно, я иногда читаю газету, которую мои родители совсем не одобряют. И там пишут иногда странные вещи. В том числе и о войне в «пятне междумирья». Я много думал об этом последнее время. И понял, что тоже хочу знать правду, какой бы она не была.

- Скажите им, мистер Лоуренс, - остановившись у окна и обирая с него паутину, произнёс Йонас. – Только не врите. Потому что я был там и всё видел своими глазами. Но ребята скорее поверят, если моя правда найдёт подтверждение в ваших словах.

- Я давал слово, - убитым голосом сказал Ларри. – Ребята, не заставляйте меня…

- Ларри, хоть ты будь с нами человеком, а не продажным трусом, - вырвалось вдруг у Питера; он даже сам испугался, что такое сказал.

Стало так тихо, что жужжание мухи, бьющейся в пыльное стекло чердачного оконца, казалось, заполнило собой всё вокруг, заглушив даже биение сердец ждущих ответа мальчишек. Ларри посмотрел на них – до ужаса быстро повзрослевших, ни капли не похожих на себя таких недавних, июньских. Словно маленького неуклюжего Пирожка, его школьного приятеля, слушающего любой бред о Тесле с восторженно открытым ртом, и белобрысого веснушчатого немецкого сироту, что говорил с растениями, как с людьми, кто-то подменил во время школьных каникул. Мальчишек похитили, оставив вместо них похожих внешне вроде бы детей со взрослыми глазами. И никто из взрослых не заметил подмены. Привыкли же: они ещё дети, пусть носятся и играют. Но игры закончились.

Ларри глубоко вздохнул и произнёс:

- Да, я видел это письмо. Его забрали у меня, но я помню всё, о чём писал Уилл. И то, что выдаётся нам за войну, и привело к его смерти.

Воздух на чердаке вдруг показался Питеру пыльным и затхлым, захотелось глубоко вдохнуть утренней прохлады. Щёлкнул шпингалет, заскрипели, открываясь, оконные рамы под руками Палмера-младшего. Свежий воздух ворвался, всколыхнул тряпьё, накрывающее сундуки и коробки, зашуршал страницами раскрытой книги, забытой на полке, заблудился в кудрях Кевина. Ветер покружил клочки пыли в углах и улёгся у ног Лоуренса Палмера. Йонас встал у оконца рядом с Питером, достал сигареты и спички из кармана, закурил. Пальцы у него чуть заметно дрожали. Ларри неодобрительно покосился на него, вздохнул.

- Уилл был похож на тебя, Пит, - слова давались старшему брату нелегко, он говорил, словно шёл против сильного течения. – Открытый, честный, отважный, хотя со стороны казался слишком мягким. За меня всегда заступался. Наши родители вместе воевали, и до смерти Уилла оставались друзьями. Мистер Мёрфи хотел, чтобы Уилл после школы поступил на службу в войска. Считал, что армия – это для настоящих мужчин. Уилл послушался. Его заслали на материк, как раз к «пятну междумирья». Он обещал писать оттуда каждую неделю, но никто из нас – ни семья, ни я – не получили ни одного письма. Он пробыл там восемь месяцев.