Анна Семироль - Офелия

- А мне ещё очки разбили в кармане, - вздохнул Кевин. – Синяки заживут, а очки дорогие, мама больше из-за них расстроилась.

Питер угукнул и сказал с затаённым торжеством:

- Но мы их славно уделали! Надеюсь, больше не сунутся.

- Не сомневайся, - заверил его Кевин. – Мы же бешеные! Как, знаешь, эти, древние… берсерки!

Оба тихонько зарычали и засмеялись.

- Йонас узнает, как мы с тобой отличились – обязательно оценит! – сказал Питер.

- Он ещё не видел тебя с фингалом? – удивился Кевин.

- Нет, у него сегодня много уроков, он не придёт. Завтра выходной, наверняка с утра заглянет.

- Палмер, а что за гости у вас такие, что родители даже поорать на тебя не могут? – полюбопытствовал Кевин.

- Это мистер Айронс с супругой и дочкой. Все такие городские, дамочки обе в белом. Привезли Офелии друга на отцовском «Посейдоне».

- Ого. Самец речной русалки?

- Морской. Здоровенный такой, я краем глаза видел, как его выгружали. Она раза в два больше Офелии, там мышцы как у бодибилдера.

- А хвост есть? Морской – это же с хвостом, да?

- Ага. Бронзовый такой, с плавником размером в мой стол. Вообще суровый такой мужик, лицо решительное, на шее ошейник с заклёпками.

- Ошейник? У них же такая нежная плоть…

- Морские не такие. Они почти как люди, кожа погрубее, чем у речных русалок.

- Тоже с длинными волосами?

- Не, кудрявый, как ты! – усмехнулся Питер и тут же честно ответил: - На самом деле да, длинноволосый. Только у Офелии волосы белые, а у Тритона чёрные. Как у индейца.

- Тритон – это имя или вид?

- Вроде, имя. Как думаешь, Офелии с ним будет нормально?

В трубке раздался тяжёлый вздох, означающий не иначе как глубокую задумчивость Кевина Блюма.

- Знаешь, я надеюсь, что ей с ним не будет одиноко, - серьёзно произнёс Кевин. – Вроде как оттудыш оттудышу должен быть другом. Это же не люди. А если он здоровенный и мускулистый – сможет её защитить.

- Да. Она такая маленькая, - согласился Питер. – Надеюсь, меня она не забудет…

- Ты говоришь так, будто её от вас увозят. Вроде, этого парня к вам в гости привезли, или я тупой?

- Нет, всё верно. Просто… - Питер замялся, подбирая слова. – Новый друг – это как-то…

- Как ты, я и Йонас. И иногда кажется, что третий – лишний.

- Вроде того, да. Ты что в выходные делать будешь?

- Синяки сводить! В воскресенье вечером на тренировку пойду. Знаешь, я благодарен Йону за то, что он меня подбил ходить на бокс.

- Я ему передам, - пообещал Питер. – Ладно, я пойду поужинаю, пока гости не всё слопали. Пока.

- До связи! – воскликнул Кевин, и из трубки закапали короткие гудки.

На улице накрапывал дождь. Палмеры и Айронсы сидели за столом под тентом на лужайке, оживлённо беседовали, поднимали тост за тостом бокалы с шампанским. Питер притулился с краешку, никем не замеченный, положил себе в тарелку индюшачьего жаркого и парового омлета с горошком. Покосился на дочь мистера Айронса – девчонку, чуть старше него самого, остроносую, манерную, с живыми цветами в хитросплетении причёски. Она о чём-то болтала с Агатой, улыбалась слишком мало для того, чтобы Питер проникся к ней симпатией. Мальчишка решил, что дочка Айронса – та ещё крыса, и переключил всё своё внимание на еду.

- Мам, мы поели, пойду покажу Изольде дом, - прочирикала Агата, и они вместе с остроносой умчались.

Когда Агата с гостьей рассматривали альбом с отпускными фотографиями Палмеров, зазвонил телефон, и девушка взяла трубку.

- Ал-лэ-э? – протянула она.

- Добрый вечер, это Кевин Блюм звонит, - выпалил скороговоркой незримый собеседник. – Это миссис Палмер?

- Привет, кучерявый, - захихикала Агата. – Не, это мисс Палмер.

- А Питер…

- Питер уплетает ужин. Что-то передать?

- Да, это важно. – Кевин говорил быстро, волнуясь. - Скажи ему, что я вспомнил, где читал про Тритона. Статья была в прошлом году в одной газетке. Она про подпольные бои. Агата, скажи Питеру, что Тритон натаскан на…

- Обязательно скажу! – не дослушав, пропела девушка, опустила трубку на рычажки телефона и вернулась к просмотру фотографий.

Предмет разговора мгновенно улетучился из её памяти. Купальники и виды природы на фото были куда интереснее.

Питера после ужина отправили в его комнату. Мама наскоро обработала ему ссадины шипучей перекисью водорода и ватой, довольно сдержанно высказала по поводу недостойного поведения и ушла к гостям. Питер послонялся по дому, хотел заглянуть к Офелии в нижней гостиной, но двери были заперты на ключ. Мальчишка вздохнул и побрёл на кухню помогать Лорне, нанятой на вечер, перемыть горы грязной посуды. Всё какая-то компания…

Горничная Лорна ловко намыливала грязные тарелки в одной раковине и перекладывала их в другую, напевая. Питер дожидался, когда наберётся солидное количество, и споласкивал посуду чистой водой, а потом складывал на стол, укрытый полотенцем. Он старательно подпевал Лорне, но получалось не так задорно, как если бы они пели с Йонасом. Когда грязная посуда закончилась, а чистую они с Лорной вытерли и убрали в шкаф, Питер почистил зубы, умылся, поднялся в свою комнату и улёгся в кровать с книгой. Книжка называлась «Убить пересмешника», рассказывала про мелкую девчонку, её старшего брата и отца, который работал адвокатом – совсем как Ларри. И хоть Питер и не любил героинь-девочек, книга его всерьёз увлекла. В саду шумели гости, звонко смеялась мама. Питер прислушался: ага, остаются на ночь. А раз веселятся – у Офелии всё хорошо, они с парнем-русалкой подружились. Питер зачитался и даже не заметил, как подкралась полночь. И лишь когда строчки начали плясать и свиваться в узлы перед глазами, он убрал книгу под подушку и выключил свет.

«Завтра утром придёт Йон, а у нас столько новостей, - засыпая под шелест дождя за окном, думал он. – Будет здорово, если он оценит историю про драку. Хочется, чтобы он знал, что мы с Кевом не хлюпики, а тоже можем… можем…»

Разбудил мальчишку стук в стекло. Он приподнял голову с подушки, сонно поморгал. На улице лил дождь, в полутьме было ничего не разобрать толком, и Питер решил, что это капли долбят по жестяному отливу, но стук повторился – отрывистый, глухой. Словно об стекло ударялось что-то мягкое. Питер сел в кровати, потёр кулаками глаза, взглянул в окно ещё раз… и сердце затрепыхалось, как пойманная птаха: в окно бился маленький пикси с ярким оранжевым хохолком.

Питер вскарабкался на подоконник, с шелестом обрушив на пол гору рисунков. Рама от влаги разбухла, шпингалет, на который окно запиралось сверху, поддавался с трудом. Питер дёргал и дёргал раму за толстую медную ручку, похожую на корень волшебного дерева, тянул её на себя, проклиная свою неуклюжесть. Наконец, окно распахнулось, впустив в комнату промозглую сырость и дуновение холода. Пикси ничком свалился на подоконник, и Питер бережно взял его в тёплые ладони.