Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут

– Я же сказал тебе, Греза. Континент от нас очень далеко.

– А если кожа дотянется?

– Может быть, – признал он. – Но между нами и остальным миром находится подводный каньон. И несколько крупных рек с сильным течением. В обычное лето кожа достраивается поздно и не бывает прочной.

– Но ты постоянно твердишь, что это лето – жаркое и раннее.

Он не ответил, и она спросила:

– Бывает ли так, чтобы морская кожа созрела рано и так затвердела, что по ней кто угодно пройдет?

Она пыталась выяснить, удастся ли покинуть остров.

Но Торгаш то ли не понял ее намерения, то ли предпочел его проигнорировать.

– Сколько живу здесь, – невозмутимо ответил он, – остров всего пять раз соединялся с континентом. В разные годы.

Прошло столько тысяч лет, а он помнил точно. Она не сомневалась, что Торгаш мог рассказать о каждом долгом лете из этих пяти. Но тема была слишком отвлеченной, чтобы ее заинтересовать, а потому она промолчала и вперила взор в гладкое черное море.

Она не была глупа. Торгаш утверждал это чуть чаще, чем следовало, словно убеждал самого себя. Он говорил, что ее мозг – почти такой же, как тот, что внутри его заскорузлого черепа. Между ушей у них находилось по чуду биокерамики – вершине дизайна и эволюции. Мозг выдержал бы, даже если содрать с костей мясо, а сами кости расколоть и сжечь. На него не действовали удары и химические взрывы. Сильнейшие ожоги были ему нипочем. Только атомное пламя могло пожрать вместилище ее души. Торгаш говорил о смертоносном плазменном оружии, но его последние образцы уже столетия как вышли из строя. Ничто в этой солнечной системе не могло вызвать подобной вспышки – разве что само солнце.

Имея похожие мозги, они оба обладали и сходными способностями.

Правда, его голова была не столь пуста, сколь ее, отмечал он… делясь опытом и вспоминая множество старых дурных привычек.

– Да, любое лето из этих пяти было тяжким, – признал он.

Зима означала свободную воду, а вода – лодки. Но последние обычно представляли собой суденышки под управлением заблудившихся рыбаков или налетчиков, которые беззвездными ночами пробирались сквозь дождь, ориентируясь по клочкам суши. С приходом лета на острове устанавливался относительный мир. Но этот год стал исключением, и водный барьер грозил в ближайшее время исчезнуть. Не менее важно было то, что жителям материка придется туго. Жара воцарится свирепая. Понизу промчатся катастрофические пожары. Что, если однажды ночью все ноты в мире захотят бежать и дружно, как один, решат пересечь воду в поисках места поспокойнее?

А ноты даже не были худшей из опасностей.

Торгаш так и выразился, глядя на юг. Сжав губы, он потирал ладонью рыжую щетину.

Наутро девушка проснулась одна и, помочившись в деревянный сосуд, отправилась искать Торгаша в переходах огромного дома. Ориентируясь по запаху и следам, она вошла в большую, но тесную комнату, обычно прикрытую плитой нежно-бежевого корунда. Здесь хранился арсенал Торгаша – залежи оружия всех времен и моделей. На стеллажах, на глубоких полках и в аккуратных штабелях его было столько, что хватило бы на армию убийц. Убивать нотов обычно было легко. В большинстве случаев хватало длинного клинка из закаленного стекла, особенно если облачиться в развешанные высоко на крючках нанодоспехи – нагрудные пластины и шлемы, бриджи и гамаши, способные отразить почти любые удары аборигенов, не считая самых мощных. Но что-то – чутье, ночной кошмар или некий внутренний голос – побудило Торгаша почистить и опробовать прицелы нескольких диковинных, жутких орудий убийства, до боли знакомых ей.

Она дотронулась кончиком пальца до алмазных стволов, пластмассовых спусковых крючков и резных деревянных прикладов, удобных только для человеческого плеча. Животная часть ее пришла в ужас, напоминая, что ей здесь не место, заклиная бежать, пока не пробудились здешние призраки.

Торгаш рассматривал винтовку в своих лапищах.

– Мне приснился отвратный сон, – признался он.

– У снов есть смысл, – сказала она.

Он грубо, пренебрежительно хмыкнул.

– Они говорят о том, про что иначе не услышишь, – настояла она.

– И вечно об одном и том же. Тебя тревожит нечто реальное, а ленивое сознание находит простенький способ напомнить.

– В моих снах… – начала она.

И замялась.

Он щелкнул затвором и посмотрел ей в глаза. Скорее из вежливости, чем из любопытства спросил:

– И что тебе снится?

– Как с нами разговаривают мертвые.

Казалось, он испытал облегчение.

– Ты в это веришь?

– Говорят мои мертвецы, – продолжила она. – Мать и другие.

– Это воспоминания, – пожал он плечами. – И ничего больше.

– Нет-нет, – возразила она. – Они приходят из мира иного.

Он снова недоверчиво хмыкнул.

Но в ее тоне не было ни капли скепсиса.

– Мертвые приходят, чтобы помочь мне найти путь.

Торгаш был готов рассмеяться. Она поняла это по сдержанному выражению лица и тому, как он вцепился в оружие. Но он решил вернуться к началу.

– Я не хочу тебя пугать, и ничего, скорее всего, не случится. Но сегодня я хочу, чтобы ты прежде всего подобрала три приличных ствола – по вкусу и по размеру. По твоим способностям. Коллекция бессистемная, но я могу подогнать снаряжение. Выбирай что угодно, и мы приведем это в рабочее состояние.

Оружие большей частью принадлежало к отдельным легко узнаваемым сериям. Его можно было различить по возрасту, форме и качеству материала, по необычным стволам и спусковым механизмам, а также по еле уловимому запаху, оставленному знаменитыми, безымянными ныне конструкторами, которые все давным-давно умерли. Люди расселились по этому миру, но так и не стали его частью. Навыками, необходимыми для создания таких устройств, мало кто обладал, а инструментами – еще меньше. Но бывали периоды процветания, когда умелые мастера вооружали не только свои многочисленные семьи, но и соратников. Оружие обычно бывало мощным, чинить его оказывалось просто, и оно глубоко почиталось. За всю свою жизнь она всего трижды держала ствол, и только один был заряжен. Но в этом помещении она обнаружила сотню стволов, после чего прекратила счет. Каждая винтовка была способна послать на дальнее расстояние пулю – либо кинетическую, либо разрывную. Меткий стрелок мог обезвредить цель, разорвав мышцы и органы и временно раздробив все кости до единой.

– Сколько народу здесь побывало? – спросила она.

Торгаш притворился, что не расслышал.

– Сколько ты видел наших? – не отставала она. – Твои сны это помнят?

Будь у Торгаша выбор, он уклонился бы от ответа. Но он бросил на нее короткий взгляд, и она увидела в его глазах гамму чувств, в том числе гордость, удивлявшую его самого.