Эмили Сувада - Этот жестокий замысел [litres с оптимизированной обложкой]

Я пристально смотрю на Коула. Не знаю, смогу ли простить его за то, что он планировал стереть меня, и за то, что он лгал мне. Но уверена – я не буду стоять и просто смотреть, как он умирает.

– Я не Цзюнь Бэй, – рычу я. – Отпусти его.

Мато вздрагивает. А затем поднимает руку и указывает на Коула:

– Ты действительно хочешь его?

– Я люблю его.

Мато закрывает глаза.

– Это говорит в тебе твоя слабость. Ты не понимаешь, как сильно он сдерживает тебя. И даже не представляешь, какой сильной была. Если ты не готова убить его, то, возможно, мне следует сделать это за тебя.

Он поднимает пистолет и целится в голову Коула, а затем раздается выстрел…

Но Коул не падает.

Я оборачиваюсь на звук. В открытой двери стоит женщина с дробовиком в руках. У нее тонкие седые волосы, а проницательные глаза смотрят на меня.

– Привет, Рысь, – говорит Агнес.

Мато спотыкается и хватается за живот. По его пальцам струится кровь. В дверях мелькает нечеткое пятно, и через мгновение Леобен выбивает пистолет из рук Мато. Коул вскакивает с пола, и по комнате разносится треск, когда его кулак встречается с маской Мато, разбивая ее. Мато падает на пол, а его голова запрокидывается. Тело сотрясает дрожь, а я стою и смотрю на Агнес в дверях. Ее волосы зачесаны назад, на плечах рваная куртка, а в морщинках песок и пыль.

Она жива.

– Яя, – выдыхаю я.

– Иди ко мне, Рысь, – раскрывая объятия, зовет она.

Я пересекаю комнату и падаю в ее объятия. Она пахнет лавандой и пеплом, а ее кожа влажная от пота. Эти ароматы пробуждают воспоминания, но на этот раз они мои, и от осознания этого я чувствую такое облегчение, что мне хочется плакать. Она моя YaYa [14] YaYa – обозначение набора хромосом, при котором потомку передаются те же гены, что и у родителя. , моя подруга. И была рядом последние два года. Продолжая сжимать ее плечи, я отступаю и смотрю на нее.

– Я уже боялась, что ты умерла, – выдыхаю я. – Почему ты мне не отвечала?

– Долгая история, – отвечает она, закидывая дробовик на плечо. – Прости, что меня не было рядом, но сейчас я здесь.

Я лишь качаю головой:

– Как ты меня нашла?

– Я приехала в тот дом, откуда ты мне звонила. И там оказался твой друг. Не знаю, где ты находишь этих солдат, но они великолепны.

– Мы из ограниченного тиража, мэм, – отходя от Мато, говорит Леобен. Он бросает на меня встревоженный взгляд, но все же улыбается. – Что-то ты не очень хорошо выглядишь, кальмар.

Коул подходит к Анне, но ни он, ни Леобен не обеспокоены ее ранением. Ее холодное тело лежит на полу в луже собственной крови. Может, у нее установлен какой-то алгоритм, который имитирует смерть? Потому что у меня больше нет объяснений тому, что никто из них не переживает из-за дыры в ее груди.

– Что, черт возьми, происходит? – спрашиваю я.

– Она в порядке, – говорит Коул, убирая волосы с лица Анны. – Ей ничего не угрожает.

Я в замешательстве смотрю на него. Анна не дышит. Ее панель отключилась. Я подхожу к ней и опускаюсь на колени. Рана на груди еще не затянулась. Но наниты старательно трудятся над этим. Исцеляющий модуль еще долго может работать после того, как умрет мозг, залечивая раны, словно ничего не случилось. Он даже может перезапустить сердце и поддерживать жизнь в теле. Вы будете лежать без единой царапины, ваши органы будут выполнять свои функции, а легкие дышать.

Но если связь между разумом и телом разорвана, то вы никогда не очнетесь. Никаким модулям и алгоритмам гентеха не исправить этого. Что-то необратимо изменяется в сознании после смерти.

Как только искра сознания гаснет, она уже не вспыхнет вновь.

Так почему мне кажется, что я все еще смотрю на Анну, а не на ее тело?

Коул расправляет ее футболку и нежно приподнимает голову. Свет падает на ее шею, освещая шрам, который остался от Цзюнь Бэй. В голове всплывает воспоминание об Анне, лежащей на полу в лаборатории «Проекта Заратустра» в луже собственной крови. Анна сказала, что горло ей перерезала Цзюнь Бэй, но мне не кажется, что они ссорились в тот момент. Воспоминание окутано равнодушием и спокойствием. Анна все еще не рассказала мне, какой у нее дар, но, кажется, я уже догадалась сама.

На ее лице дергается мышца, и губы кривятся.

Я опускаюсь чуть ниже, чувствуя, как уши заполняет гул. К ее щекам приливает кровь, а на шее пульсирует артерия. Ее сердце остановили не алгоритмы тайных агентов, а пуля Мато. И она умерла. Я видела, как остановилось ее сердце.

Но теперь оно бьется вновь.

– Она не может умереть? – шепчу я.

Коул качает головой:

– Нет, она всегда оживает вновь.

Я закрываю глаза и упираюсь здоровой рукой в пол, чтобы собраться с мыслями. Я считала свой дар особенным, но способность изменять ДНК ничто по сравнению с этим. Люди пойдут на многое, чтобы получить контроль над мутацией Анны. И стоит кому-нибудь это узнать, как мир уже не будет прежним.

Если научиться воспроизводить ее дар, то можно обмануть смерть.

– Она скоро очнется, – говорит Леобен, опускаясь рядом со мной. – Лаклан, наверное, убивал ее сотни раз. А она всегда приходила в себя. Но, по ее словам, это чертовски больно.

Я в ужасе закрываю рот. Даже не представляю, каким было ее детство. Ее в буквальном смысле убивали снова и снова. Неудивительно, что она так ненавидит Лаклана. Неудивительно, что она так злится на Цзюнь Бэй, что та убежала и бросила ее там. Неудивительно, что возненавидела ее за то, что она оказалась на свободе, а Анна осталась пленницей.

Или, возможно, она возненавидела ее за то, что Цзюнь Бэй тоже убила ее.

Перед глазами вновь всплывает воспоминание об Анне, лежащей на полу в луже собственной крови. Именно Цзюнь Бэй оставила шрам на шее Анны. Леобен рассказывал, что Цзюнь Бэй изучала их всех в лаборатории, так что, скорее всего, она проводила опыты и на Анне. Может, она перерезала горло Анне, чтобы разобраться в ее даре.

И почему-то это кажется мне более ужасным, чем то, что Цзюнь Бэй убила шестьдесят человек.

– Нам лучше поторопиться, – говорит Агнес. – На нас надвигается облако.

Леобен встает.

– Черт. Как же быстро оно движется. Мы едва обогнали его по пути сюда.

Я поднимаюсь на ноги и, пошатываясь, подхожу к окну. Вдалеке виднеется большое темное облако, которое окружено странным свечением, словно его пронзает молния. Только оно не в небе, а с гулом несется по пустыне. Потрескивающее кобальтово-голубое облако размером с гору, от которого в разные стороны разносятся вьющиеся тонкие струйки, напоминающие те, что тянулись между вышками вокруг лаборатории «Проекта Заратустра». Зрительный модуль приближает изображение и отфильтровывает дронов в небе и скручивающиеся, словно торнадо, струйки по краям. Это облако нанитов. Оно работает наподобие трифаз, которые использовала Новак, чтобы заставить нас поехать в Саннивейл.