Эмили Сувада - Этот жестокий замысел [litres]

Я тру лицо, пытаясь обдумать сложившуюся ситуацию. Пена засохла на коже, а руки покрыты царапинами. Мне очень хочется попасть в безопасное место, помыться и просчитать все варианты.

И при этом я понимаю, что в панели спрятано оружие, которое можно использовать для того, чтобы выбраться оттуда.

– Все в порядке, – опуская руки, говорю я. – Ничего страшного. Поехали.

Коул мрачнеет и скрещивает руки на груди. Леобен вжимает педаль в пол и направляет машину к грунтовой дороге, которая прорезает полосу остротрава. После того как мы пересекаем ее, едем еще километра три по бесплодной пустыне до полей у подножия горы. Перед нами на горе возвышается город, ощетинившийся домами и небоскребами.

– Не думала, что он такой большой, – глядя в лобовое стекло, говорит Анна.

– И здания на поверхности – лишь малая его часть, – отвечает Мато. – Бо́льшая часть города расположена под землей, в бункере. В пустыне слишком жарко летом, и здесь невозможно оставаться на солнце даже несколько минут без специальных алгоритмов. Поэтому гора по большей части полая, в нее встроены жилые помещения. Их нереально много.

– Кто все это построил? – спрашиваю я.

– На самом деле «Картакс», – потирая ребра, говорит Мато. – Здесь собирались построить один из первых бункеров, но во время расчетов перепутали сланец с известняком. Они это поняли уже после того, как выдолбили основную часть бункера, пробурили шахты под систему обеспечения, выстроили стальной каркас и залили его бетоном. Нижние уровни стали проваливаться под землю, поэтому в «Картаксе» решили забросить его. Несколько десятилетий назад Регина заключила с ними сделку и перевезла сюда своих людей. Они где-то достали несколько буровых машин и с тех пор постепенно поглощают гору изнутри для новых жилых помещений.

Леобен поднимает бровь:

– «Картакс» отдал ей бункер? Чертовски выгодная сделка. А что они попросили взамен?

– Примерно лет тридцать назад она почти самостоятельно разработала зародыш для панели, – говорит Мато.

Я молча пялюсь на него. Я знала, что первые зародыши разработали в «Картаксе», но не знала, что это сделала Регина. Люди вживляли себе предшественников панелей уже много лет, но это были громоздкие импланты, для установки которых требовалась операция. Написать алгоритм гентеха для воссоздания кожи или костной ткани легко, но почти невозможно заставить тело вырастить кусок кремния. В природе нет таких аналогов, неоткуда скопировать подобный сценарий.

Появление саморазрастающегося зародыша было подобно удару молнии и изменило историю гентеха, ведь теперь не требовалось идти в больницу, чтобы вживить панель.

Неудивительно, что люди поклоняются Регине. Она не просто создала мою манжету, благодаря ей светятся кобальтовые светодиоды в моей руке.

Мато застегивает куртку поверх разорванной футболки и прислоняется спиной к дверце джипа.

– Как ты уничтожил дроны? – спрашиваю я. – Они ведь не были подключены к единой сети… я видела их сигналы. Их необходимо было взламывать по отдельности. Ты загрузил какой-то код с помощью импланта?

Мато бросает взгляд на Анну и Коула.

– Это не какой-то специальный алгоритм, но ты права, я смог контролировать его с помощью импланта. Вполне возможно, ты тоже сможешь этому научиться.

Анна стонет:

– В наши планы не входит ее смерть.

– Это опасно, только если ты начинаешь спешить, – говорит Мато.

– И в чем заключается опасность? – спрашиваю я.

– Это называется дроблением. Сейчас покажу.

Дробление. Я знаю что-то об этом термине, но я не помню, что он означает. Взгляд Мато стекленеет, и у меня перед глазами появляется запрос на сеанс виртуальной связи. Когда я принимаю его, тут же всплывает изображение головного мозга, которое Мато мне показывал в лаборатории. От импланта во все стороны тянутся и извиваются алые провода.

– Каждая мысль активирует различные области мозга, – говорит он. – А они, в свою очередь, комбинация воспоминаний, чувств и центров обработки мозга. Логика, эмоции, ментальные модели мира. Поэтому можно воспринимать мозг как многозадачный компьютер с различными алгоритмами, работающими во множестве разделов, которые объединены в единую сеть, чтобы помочь нам ориентироваться в мире.

Изображение вспыхивает разными цветами – узором из зеленых и желтых пятен, прорезающих мозг насквозь.

– Но мы очень любим рассуждать, – продолжает Мато. – И думать о трех или четырех вещах одновременно, поэтому сигналы из различных разделов мозга смешиваются, а вместе с ними и мысли. Трудно удерживать две отдельные мысли в голове, не совмещая их в одну. Но с имплантом это возможно.

Изображение меняется. Мозг прорезает красная светящаяся стена, вырывающаяся из импланта. Она напоминает яркий и колыхающийся барьер, выстроенный в голове человека. Светящиеся пятна по обе стороны делятся, образуя два маленьких узора вместо одного.

– Дробление подразумевает разделение твоего мозга – а фактически разделение твоих мыслей – на отдельные составляющие, – продолжает он. – Некоторые люди могут делать две вещи одновременно без особых усилий, например рисовать одной рукой и писать другой. Регина изучала их, пытаясь отыскать безопасный способ воспроизведения. Она предполагала, что мы будем способны на большее, если отделим лишний шум.

Светящийся барьер в мозгу словно пульсирует у меня перед глазами. И я тут же вспоминаю о стене, которая, по моим ощущениям, сдерживает воспоминания Цзюнь Бэй. Мне казалось, это что-то психологическое… что-то, что я смогу преодолеть, если наберусь сил взглянуть в лицо своему прошлому.

Но если она порождена имплантом, то это может быть в буквальном смысле стена.

– Эти барьеры создаются с помощью слабых электрических полей, – говорит Мато. – Они блокируют передачу импульсов мыслей между разделами мозга, поэтому с помощью импланта можно изолировать или отделить любую его часть. Но если ты научишься синхронизировать мысли с имплантом, то сможешь делать два дела одновременно. Или даже четыре, или восемь.

– Или умрешь, – встревает Анна. – Не забудь упомянуть об этом.

– Только если станешь торопиться, – возражает Мато. – Или слишком быстро опустишь барьеры.

Я поднимаю глаза:

– То есть падение барьеров опасно?

– Это вызывает электрическую бурю в нейронах, и они, пытаясь подключиться, могут перезагрузиться.

Я смотрю на изображение импланта, парящего в воздухе. Когда стена в моем сознании начала трескаться, то мне показалось, что я могу потерять себя. Думала, это просто страх из-за того, что воспоминания Цзюнь Бэй переполнят мой разум. Но если так работает импульс, то есть вероятность, что, разрушив эту стену, я пострадаю физически.