Эмили Сувада - Этот жестокий замысел [litres]

Я смотрю на нее, еле сдерживая слезы. Она сорвалась на меня, но в глубине души мне кажется, что я заслужила это, хотя и не я бросила Коула. Но потом я вспоминаю запись той ночи, когда сбежала Цзюнь Бэй. Она не собиралась бросать остальных. Она пыталась покончить с собой.

– Анна, это была не я…

– Как удобно, что во всем можно винить кого-то другого, – перебивает она. – Она убежала. Она причинила нам боль. Она оставила этот шрам.

Анна поднимает голову и показывает короткий бледный шрам под левым ухом. И меня словно кто-то толкает. Внезапно в голове вспыхивает воспоминание о лежащей на полу в луже собственной крови Анне с закрытыми глазами.

– Это она сделала с тобой? – выдыхаю я.

Леобен говорил, что Анна и Цзюнь Бэй ссорились… но порез на шее выглядит смертельно опасным. Он совсем рядом с артерией. Ссора с другим ребенком – это одно… но попытка убить его – совсем другое.

– Не верится, что ты этого не помнишь, – с горькой улыбкой говорит Анна. – И главное, как удобно. Обвести всех вокруг пальца и начать все заново как ни в чем не бывало.

Я впиваюсь ногтями левой руки в ладонь.

– Анна, я тоже пытаюсь в этом разобраться. Лаклан изменил мою ДНК и повлиял на мои мысли.

– Да-да, ты все время это твердишь, – говорит она, склоняясь надо мной.

Уверена, Анна использует свой рост и боевую подготовку, чтобы запугать меня, и хотя знаю, что она не причинит мне вреда, но все же от ее взгляда по телу пробегает инстинктивная дрожь страха.

– Я знаю лишь то, Катарина, – начинает она, – что у тебя сейчас манжета на руке и ты собираешься пуститься во все тяжкие с Мато, а еще, похоже, с радостью отправилась сюда, хотя прекрасно знала, что здесь ждет Лаклан. Ты можешь и дальше всех убеждать, что стала другим человеком, но мне кажется, что ты совсем не отличаешься от той, кем была раньше.

Дверь в душевую распахивается, и Анна отступает, жестом показывая, что пропускает меня вперед.

– После тебя, – говорит она.

Пару секунд я просто стою, чувствуя, как меня трясет, но затем поднимаю рюкзак и направляюсь внутрь. Дверь захлопывается у меня за спиной, а в углу автоматически включается душ. Я опускаю рюкзак и прижимаю основания ладоней к глазам, пытаясь взять себя в руки.

– Соберись, – шепчу я, стараясь восстановить дыхание.

Я снова вонзаю ногти в ладонь, а затем опускаю руки и осматриваюсь.

Душевая маленькая, потрепанная, но чистая. В стене виднеется желоб для грязной одежды и коробка с ультрафиолетовой лампой для сумок и обуви. Я засовываю в нее рюкзак и ботинки, а затем снимаю одежду с кусочками пены и отправляю в желоб. Раздевшись, подхожу к душу и прислоняюсь к стене.

Вода врезается в мою кожу – она обжигающе горячая и щиплет от дезинфицирующего средства, – но я подставляю лицо, волосы и тело под струи, чтобы смыть пену и кровь.

Слова Анны эхом отдаются в голове. Неудивительно, что я ей не нравлюсь. Цзюнь Бэй чуть не убила ее, а потом просто бросила их всех. Это выглядит так, словно она сбежала из лаборатории в ту ночь, чтобы отправиться в Энтропию. Видимо, она смогла как-то вырваться из рук Лаклана и выбраться оттуда. Я видела, что она была в отчаянии той ночью и собиралась умереть, но в итоге убила четырнадцать человек. Поэтому меня не удивляет, что она запаниковала и сбежала.

Вот только мне не понятно, почему она не связалась с остальными.

Мне хочется бросить все и отправиться искать ответы, но мне нельзя забывать о том, почему мы здесь. Лаклан где-то в городе. Солдаты «Картакса» убьют нас, если мы не отыщем его. Мне нужно сосредоточиться на миссии – если мы не исправим вакцину, то прошлое никак мне не поможет.

Вода и дезинфицирующее средство смывают засохшую кровь с рук и шеи, стекая алыми струями по плиткам к металлическому стоку. Душевая действительно выглядит старой. Пол покрыт узорной керамической плиткой, в зазорах между которой виднеется цементный раствор. Сейчас, в эпоху гентеха, это большая редкость, потому что современная плитка – это разновидность пластена, на который нанесена керамика, и даже сложные узоры выращивают, как кораллы.

Вся душевая кажется архаичной и немного странной. Меня удивляет, что «Картакс» не построил здесь шлюзы. Думаю, именно поэтому жителям Энтропии пришлось вырастить полосу остротрава и установить блокпосты, чтобы очертить зону безопасности. Вирусные частицы живут примерно час без носителя, поэтому пена на моей коже не может кого-то заразить. Так почему в «Картаксе» просверлили чуть ли не всю гору насквозь, но не установили хорошие шлюзы? Похоже, этот бункер даже не предполагалось использовать для защиты от воздушной чумы.

Вода отключается автоматически, а затем в потолке запускается мощный вентилятор. Я выжимаю волосы и, склонив голову, высматриваю, чем бы вытереться насухо. С шипением открывается ящик в стене, где я нахожу белое полотенце и чистую, аккуратно сложенную одежду.

Только это не моя одежда. Я поднимаю серую футболку и растягиваю ее в руках. Та, что я отправила в желоб, была сшита из низкотехнологичного, генномодифицированного хлопка, который часто используют в производстве из-за дешевизны. А эта сделана из полимерной нити и слегка теплая, потому что, судя по размеру, ее только что отпечатали на принтере.

И, думаю, это принтер с открытым доступом, потому что спереди на футболке появилось изображение желтого кальмара.

– Черт возьми, Ли, – бормочу я.

Я достаю свои ботинки и рюкзак из ультрафиолетового короба, тщательно вытираюсь и натягиваю одежду, а затем осматриваюсь еще раз и выхожу из душевой. Я попадаю в просторное помещение, в дальней стене которого выстроились в ряд лифты. Пол выложен плиткой, а стены и потолок бетонные. Возле одного из лифтов стоят Леобен, Коул и Мато, а из соседней душевой выходит Анна, пытаясь расчесать пальцами свои мокрые, спутанные волосы.

– Эта футболка тебе идет больше, – усмехается Леобен.

Я закатываю глаза:

– Хватит прикалываться, Ли. Ты сводишь меня с ума.

– Готовы? – спрашивает Мато, придерживая дверь лифта.

Я перевожу взгляд с него на лифт и внезапно начинаю нервничать. Сейчас, когда мы оказались здесь, меня удивляет, как я согласилась оказаться в одном городе с Лакланом и отправиться в лабораторию к женщине, которая, возможно, сотрудничает с ним.

Это должно было напугать меня. Отправить в объятия паники. Но все мои мысли только о том, что тут делала Цзюнь Бэй после побега. Кто помог ей сюда добраться… кто дал манжету. Я чувствую, как воспоминания зашевелились во мне с тех самых пор, как увидела город из окна «Комокса», и сейчас, когда мы собираемся отправиться в его сердце, ощущение лишь нарастает.

И это не беспокойство или страх. Скорее похоже на радость от возвращения домой.