Чарлз Стросс - Художественный свист

Его плечи затряслись — не то от смеха, не то от рыданий.

Я кое-что понимаю в химии и должен здесь пояснить, что жидкий фтор — не шутка. Элементарный фтор — самый сильный окислитель в периодической таблице. Рядом с жидким фтором кажется инертным даже кислород. Жидкий фтор окисляет то, что мы обычно считаем неокисляемым — например, воду, с которой он реагирует, образуя плавиковую кислоту. А это такая дрянь, что умные люди предпочитают с ней не связываться. Моргнёшь не вовремя, и она разъест твои кости.

В девятнадцатом веке химики шутили: дескать, фамилии тех, кто получил фтор в свободном виде, можно вычитать из некрологов. Но жидкий фтор и плавиковая кислота ещё не самые сильные окислители. Свободный фтор, может быть, отморозок в семье галогенов, но если поистязать его ионами хлора, получится химический эквивалент Ганнибала Лектера: трёхфтористый хлор, такой сердитый окислительный агент, что поджигает воду и сгорает со взрывом при контакте с песком, асбестом и учёными-ракетостроителями.

Джим Бенфорд улыбнулся.

— Расскажи ему про проект «Костыль».

— А? — смешался Леонард. — Я думал, его больше заинтересует «Ди-Слам».

— Это проект «Плутон», что ли? — спросил я.

Я увлекался безумными проектами времён холодной войны и слышал про эту атомную крылатую ракету из шестидесятых. Она пришлась бы по душе разве только доктору Стрейнджлаву.

— Именно, — кивнул Джим. — Но «Плутон» не очень интересен, разве что тебе нужен источник питания для зонда, который будет исследовать атмосферу Юпитера годами на одной заправке. «Костыль» же…

— «Костыль» — проект ЦРУ.

Леонард допил коктейль, звякнул бокалом о стойку, привлекая внимание, и поймал мой взгляд. Вздохнув, я махнул бармену.

— И вы рассказываете о нём мне? Я иностранец, на минуточку.

Любопытство любопытством, но гостить в США лишние несколько лет из-за того, что кто-то не удержал язык за зубами…

— А-а, всё это быльём поросло, — отмахнулся Джим. — Мы говорим о проектах семидесятых. В девяностые холодная война кончилась и их рассекретили.

— ЦРУ занималось ракетостроением?! — вырвалось у меня.

— По-своему. — Прибыла новая порция напитков. Леонард осторожно пригубил. — Джим, как там зовут твоего друга-писателя? Того, который из Калифорнии?..

— Ларри. Ларри Нивен. «Любой реактивный двигатель — оружие, эффективность которого пропорциональна эффективности двигателя». Ты об этом его изречении?

— Да, именно. Ларри попал в точку. Проект «Костыль» предусматривал создание высокоэффективного двигателя, который решили подарить вероятному противнику.

— Что-что?

Результат непроизвольного орошения назальных пазух лаймовой «маргаритой» описать нелегко, и я не стану даже пытаться. На себе не экспериментируйте.

Когда я перестал корчиться, Леонард продолжил.

— Идея довольно проста. В сороковых и пятидесятых мы пробовали в качестве топливных компонентов всякую гадость, пока не остановились, в шестидесятых, на горстке чуть менее убойных веществ — жидком кислороде, жидком водороде, керосине и порошкообразном алюминии. Конечно, не без исключений: к примеру, «Титан» летал на тетраоксиде диазота и смеси гидразина с несимметричным диметилгидразином. Гидразин взрывается, ядовит, он коррозионный агент. Неспроста затюканные экологами АООС слабаки из НАСА от него отказались. Тетраоксид диазота тоже взрывоопасен и коррозивен. Но самую дрянь, вроде красной дымящей азотной кислоты, мы уже, можно сказать, не применяем — пусть этим балуются русские. В шестидесятые какому-то умнице из ARPA в голову пришла блестящая мысль, которую он подарил ЦРУ: а если притвориться, что мы используем в своих новейших разработках высокореактивные окислители и топлива, и дать планам и чертежам утечь к шпионам врага? Конечно, Советы не клюнут, но мелкая рыбёшка вроде Восточной Германии, Северной Кореи или Ирака может. В худшем случае они потратят впустую время, гоняясь за химерами, а в лучшем — выстрелят себе в ногу, пытаясь со всей этой хернёй взлететь. И мы попробовали изобрести по-настоящему самоубийственный ракетный двигатель. Это была адская штука.

Я отхлебнул ледяного алкоголя: немного притупить ощущения сейчас не помешает.

— И что же вы придумали?

— Ну, сначала пришлось кое-что отмести. Мы не могли слить сведения о проекте «Орион», ядерно-импульсном двигателе: не позволял Московский договор. «Плутон», ядерный ПВРД, тоже отпадал. Оставались химические ракеты. Но, как оказалось, некоторые химические ракеты ничуть не меньшая гадость, чем ядерные. Даже большая. Знаешь, трёхфтористый хлор не самый злой окислительный агент. — Доктор Хансен ухмыльнулся. — Есть ещё диоксидифторид. Его получают при реакции жидкого фтора с жидким кислородом в криогенном стальном химическом реакторе, под рентгеновским облучением. Я говорю «получают», потому что сам не такой дурак, чтобы приближаться к этой дряни. Говорят, если страховые компании пронюхают, что ты с ним работаешь, они разрывают с тобой договор страхования жизни. Диоксидифторид нестабилен и склонен взрываться, если нагреется выше температуры кипения жидкого азота — или если на него косо посмотришь. В основном его используют при производстве гексафторида урана из… — Он кашлянул. — Короче, окислитель первосортный!

Джим кивнул с видом знатока.

— Высший сорт. Но какое топливо в нём сжигать?

— У нас в загашнике было то, что доктор прописал. Диметилртуть.

— Димети…

Вот когда я понял, что меня водят за нос.

Ртуть сама по себе гадость ещё та, но её органические соединения ещё злее, и диметилртуть — из самых злых. Она не просто ядовита. Это едва ли не сильнейший известный нейротоксин. Практически единственное, на что она годна — служить мерой токсичности. Она свободно проникает сквозь латекс, резину и пластики, и с той же лёгкостью — через кожу, убивая медленно и мучительно, как убила в 1997 профессора Уэттерхан. Войсковые защитные комплекты не спасут. А ещё, в отличие от нескучных нервно-паралитических газов, знакомых каждому, — зарина, Ви-Экс и так далее, — диметилртуть не разлагается. Заражение остаётся на годы, как долгоживущие изотопы после атомной бомбёжки, только намного, намного губительнее.

— Это смешно. Использовать эту дрянь, как ракетное топливо? Во-первых, ртуть разъест любые алюминиевые компоненты за секунды, а во-вторых, прольёшь хоть две капли диметилртути на пусковую площадку — и готов очаг химического поражения! Почему просто не взять… ну, хотя бы тот же старый добрый жидкий метан?

Они замотали головами.

— Ртуть необходима из-за большой атомной массы. С ней топливо будет по-настоящему плотным, а если сообщить ионам ртути достаточно энергии и разогнать посильнее, реактивная струя даст больший импульс. По крайней мере, в теории. Мы уговорили лётчиков и моряков бросить бяку несколько десятилетий назад, но подумали: а почему бы не слить информацию тем, кого сильно не любим? — объяснил Джим. — Вот в чём была суть «Костыля». Да, Лен?