Чарлз Стросс - Художественный свист

— Да. И тут объявились ребята из Лэнгли. Пойми, это было после докладов комиссии Чёрча, когда всплыло много безумной фигни — проект «Акустическая кошечка», покушения на Кастро, эксперименты со слонами под ЛСД и всё такое. В конце семидесятых за ЦРУ пристально надзирал комитет конгресса, отобравший у них большинство их игрушек. Но с парней не сняли обязанность… сдерживать Советы. ЦРУ ещё могло тайно финансировать радикальных исламистов в Афганистане, над которым нависла угроза советизации. Или же, да, подбросить Советам отраву. Ты, наверно, знаешь, что в ракетостроении Советы от нас как минимум не отставали — даже, возможно, чуть опережали в пятидесятые по части жидкого топлива. Поэтому выдать «Костыль» за чистую монету было непросто. С другой стороны, один гений из Лэнгли придумал сделать утечку по «Костылю» вроде как неполной, намекнуть, что у нас есть секретный стабилизирующий ингредиент. Так что мы провели несколько псевдоиспытаний на ракетном полигоне в Уайт Сэндс и устроили так, чтобы вся документация прошла через известного нам крота ГРУ в Лос-Аламосе. После фиаско с русскими «атомными шпионами» мы неизменно держали под рукой одного-двух — под колпаком, как раз на случай такого слива. Куда полезнее, когда они на виду: задержишь такого, и что? КГБ пришлёт других, и выявляй их опять. Ну вот. Мы слили схему двигателя на диоксидифториде и диметилртути Советам, а в документации написали, что у него сумасшедший удельный импульс, — мера эффективности ракеты, — и что он идеален для противокорабельных ракет: благодаря крайне плотному топливу можно уменьшить поперечное сечение ракеты — самое то, когда буравишь плотную атмосферу на уровне моря. Мы сдобрили документацию упоминаниями специальной добавки, которая обеспечивает стабильность и безопасность в обращении. А потом стали смотреть со спутников и ждать взрывов химических заводов, а также вестей о растворившихся учёных и о толпах лаборантов, умирающих в неврологических отделениях.

В этом был свой жутковатый здравый смысл — здравый по меркам холодной войны: не настоящий ракетный двигатель, а дьявольская уловка, чтобы заставить лучшие кадры противника жертвовать собой в попытках решить неразрешимое. Я глотнул из бокала и дождался, пока Джим побудит Лена продолжить страшный рассказ.

— Пойми, это был 1979, разгар холодной войны. Комми вторглись в Афганистан, иранцы взяли в заложники наших граждан в посольстве в Тегеране. На «Костыль» возлагали большие надежды. Однако он как в воду канул. А затем, спустя два года, сорока принесла на хвосте, что они таки клюнули. Что на поиск этой спецдобавки бросили целый промышленно-исследовательский центр. Тем вечером в Лэнгли все друг друга поздравляли, вот что я скажу. Мы узнали мало, но то был так называемый девятый атомград, — он находился где-то на Украине, близ Киева, а рядом с ним располагался большой инженерный комплекс.

Что-то знакомое, но что? Я бы загуглил «девятый атомград» сразу же, но мой «айфон» залочен на британского провайдера, а за международный роуминг дерут три шкуры. Так что я ограничился задумчивым кивком.

— Подробности дошли до нас только в 1985. Оказывается, «Костыль» случайно пересёкся с чем-то, над чем работали Советы и о чём мы не подозревали. — Лен выдержал драматическую паузу, потом взмахнул руками и провозгласил: — С красной ртутью!

— Ну, это уже перебор. Красной ртути не существует. Это афера, развод легковерных ребят с Запада на деньги.

А ведь начиналось всё так хорошо! В глубине души я был разочарован.

— А. — Джим потрогал нос. — Конечно. Ты прав. Никакой красной ртути нет. — Он говорил насмешливо, как будто что-то знал. — Кто бы сомневался.

— Красной ртути не существует, — энергично закивал Лен. — Верно. Это афера. Но, ммм… Существуй она, чем она была бы? — Он поднял руку и стал загибать пальцы. — Не баллотехническим взрывчатым веществом. Не сверхпроводником при комнатной температуре. Не кондитерской посыпкой или мастикой для пола. Она не была бы красной. Но. Но. Предположим, Советы проглотили крючок и стали искать таинственный ингредиент «икс», на который намекал липовый слив. Слышал о вынужденном гамма-излучении ядерных изомеров, Чарли?

— Что-что? Теперь мы о гафнии? Я думал, это тупиковое направление.

Ядерные изомеры — это изотопы тяжёлых элементов, способные длительно существовать в нестабильном высокоэнергетическом состоянии. О гафнии несколько лет назад громко трубили в СМИ из-за теории, что он способен запасать гамма-излучение, которое потом можно высвободить, облучив болванку металла гамма-лучами — этакая ядерная батарейка с энергоёмкостью в миллион раз больше, чем у любой химической.

— Не о гафнии, а о ртути, — сказал Лен. — А конкретнее, о красной ртути. Которой не существует. Но существуй она, она была бы метастабильным ядерным изомером ртути, которую месяцами облучали в реакторе. Изомером, который под воздействием жёстких рентгеновских лучей отдаёт всю накопленную энергию за какие-то миллисекунды.

— Бред!

— Ничуть, — помотал головой Лен. — Красной ртути не существует, потому что иначе у неё будет период полураспада около шестидесяти двух минут, а нам такой радости даром не надо. Кстати, вот почему сейчас все так наседают на Иран. Гражданские ядерные реакторы или атомные бомбы нас волнуют чуть менее чем никак, но красная ртуть — дело другое.

— Постой, постой. Ты хочешь сказать, в поисках недостающего ингредиента Советы случайно изобрели работающую батарею на ядерных изомерах?

Джим Бенфорд внезапно протрезвел.

— Вот-вот. Представил масштаб? Реакторный комплекс в девятом атомграде стал выдавать на-гора эту хрень, и первые же лабораторные испытания подтвердили, что если инициировать гамма-эмиссию возбуждённой диметилртути в сопле, можно достичь скоростей, которые и не снились химическим и даже ядерным ракетам — и вообще всему, кроме рабочего термоядерного РД. Конечно, смесь адская, но кто откажется от удельного импульса порядка двенадцати тысяч?

— Даже несмотря на то, что окислитель взрывается, если косо посмотришь, и что топливо — коррозионно- и радиоактивный нейротоксин с периодом полураспада в один час?

— Именно. — Вздохнув, Лен осушил бокал с коктейлем. — Мы надеялись, они угробят несколько военных судов, пытаясь заправить этой смесью противокорабельные ракеты, но не учли красную ртуть. Это был едва ли не худший автогол, забитый ЦРУ. Они чуть не преподнесли Советскому Союзу на блюдечке всю Солнечную систему!

Они состроили серьёзные мины. Я подыграл:

— И что же?

— Ну… — Лен отвёл глаза. — Все четыре реактора комплекса молотили без передышки месяцами, чтобы облучить достаточно красной ртути — в виде диметилртути, подходившей для заправки двигателя «Костыля» — на единственный запуск. На него ушло, наверное, тонн десять вещества. Мы полагаем, они построили одноступенчатую ракету, совсем небольшую, — вероятно, на основе SS-20, — а в носовой части оборудовали приборный отсек. Стартовая площадка должна была находиться поближе к реакторному комплексу, чтобы облегчить заправку, а диоксидифторида требовалось всего полцистерны. Ракету на базе SS-20 можно запустить самоходной пусковой установкой, а проводя испытания подальше от основных полигонов, сохранить настоящий секрет — ядерный изомер. Разумеется, они не хотели, чтобы после первого же запуска их детище попало не в те руки, а потому снабдили его простым блоком наведения и батареями для питания радиопередатчика. Полётное задание поставили простое: всё вверх и вверх. Ракета должна была с запасом превысить вторую космическую и отправить создателям открытку с видом на Плутон по пути за пределы Солнечной системы. Двадцать шестого апреля 1986 группа из Припяти начала обратный отсчёт. Почти всю красную диметилртуть перелили прямо из реактора, где она облучалась в специальных топливных стержнях-пустышках, в ракету. И пошло-поехало.