Катя Саргаева - Полет на Плутон

Я посмотрела на маму, за все время она не проронила ни слова. Я никогда раньше не видела у нее такого взгляда, как будто отдавая меня в ней самой умирала какая-то часть.

— Мам, ты чего? — удивленно спросила я.

— Ничего. Просто мы ценим только то, что теряем, — спустя какое-то время добавила она. — Пусть этим поступком хоть что-то я сделаю в этой жизни для тебя. Ради тебя и твоего благополучия.

С того момента как я переселилась к Дяде Олеже жизнь моя сильно изменилась. Она наконец-то стала нормальной. А еще в ней появилась женщина, которая обо мне заботится. Можно сказать, что тетя Марина заменила мне маму. Она разговаривала со мной о всяких женских вещах типа косметики, мальчиков и так далее. Наташа мать ко мне не ревновала, а относилась ко мне можно сказать покровительски. Ведь у меня не было взрослой женщины, которая говорила бы со мной о таких вещах, и ей было меня жалко. Она можно сказать с барского плеча одалживала мне маму.

Олег разговаривал со мной о сексе, о том как не залететь и не подцепить венерическую болезнь. Он запугал меня так, что я решила, что секса у меня никогда в жизни не будет, он смеялся надо мной.

— Будет, Маргаритка, будет, куда ты денешься. Это только в теории так все страшно, а на практике очень даже приятно. Но до практики тебе еще очень рано! — грозно добавлял он, тряся указательным пальцем перед моим лицом.

Да какая там практика, думала я, никто ко мне и пальцем не прикоснется. А вдруг будет так как с моей мамой? Тот рассказ о моем зачатии крепко засел у меня в голове. В ужасе я решила, что к спиртному тоже в жизни не притронусь.

А еще мною наконец-то начали заниматься. Маме было все равно что из меня вырастет, а Гога воспринимал меня как совсем маленькую. Для него я так и осталась в шестилетнем возрасте, и только сцена с месячными в ванной и крики Олега вернули его к реальности.

Моя новая семья интересовалась моими склонностями, к чему у меня есть талант, рассматривала меня со всех сторон чуть ли не под микроскопом. Олег, как и обещал, устроил меня в Наташкину школу, и учились мы в одном классе. Эта школа была с уклоном на компьютерные технологии, и Наташа хорошо управлялась с компьютером и интернетом, все это было у них дома. Я же живой компьютер увидела впервые. Работающая за компьютером Наташка казалась мне суперхакершей из фильмов о Бонде, и я смотрела на нее с восхищением. Дядя Олежа приметил это и решил отдать меня в класс с компьютерным уклоном. Наташа ходила еще и на занятия с уклоном на экономику.

Как ни старалась тетя Марина найти во мне творческие таланты, найти она их не могла, потому что их не было. Она со всей отдачей играла на пианино и просила меня петь. Я очень старалась, но так и не попала ни в одну ноту. К рисованию у меня тоже не нашлось склонности. Красиво одеваться и краситься у меня тоже не получалось. Единственное что у меня получалось не просто хорошо, а лучше чем у всех членов семьи — это готовить. Олег обожал грузинскую кухню, а этому искусству меня очень хорошо обучил Гога. Я наготавливала столько, что все это невозможно было съесть. Я устраивала целые пиры. Всякий раз тетя Марина просила меня больше вообще не подходить к плите, потому как надо блюсти фигуру, а в ее тридцать с хвостиком похудеть гораздо сложнее, чем нам малолеткам. Однако наступали выходные и она говорила, что надо бы устроить «грузинский вечер», так мы это и называли, и по воскресеньям у нас был вечер грузинской кухни. Мне очень хотелось быть полезной, ведь они, совершенно чужие мне люди, делали для меня в разы больше чем собственная мать.

Несмотря на внешнюю Наташкину непривлекательность, некрасивая подруга в нашей паре была я, хотя я была в разы симпатичнее ее. Как некрасивую подругу меня выставляла именно Наташа, ведь мать промыла ей мозг тем, что она очень даже ничего. А я, помня о том, что все женское во мне греховно всегда одевалась в спортивную или мешковатую одежду, скрывающую и руки и ноги даже летом. Я никогда не красилась, но это и не требовалось. Вероятно, мой отец был восточных кровей, потому что у меня были почти черные, темно-каштановые волосы, черные и густые брови и ресницы и смугловатая кожа, единственное, что мне досталось от совершенно славянской внешности мамы это зеленые глаза. Олег объяснил мне это с точки зрения генетики. Так как я была тихой и замкнутой, и в компании Наташкиных друзей больше молчала, чем говорила, на меня мало кто обращал внимание. По этим причинам я и была некрасивой подругой. Однажды Олег сказал мне, чтобы я не обижалась на Наташу, потому что та просто завидует мне, вот и выставляет меня не в лучшем свете. Еще сказал, чтобы я не вздумала сказать об этом тете Марине, так как у той случится удар. На самом деле у меня и мысли не было обижаться на Наташу, мне было комфортно в ее тени, потому что ко мне было минимум внимания. Но спустя буквально год Наташа резко изменилась. У нее вдруг выросла грудь и округлились бедра, черты лица ее сгладились и смягчились. Так как она умела хорошо одеваться, краситься, была общительной и умной, а теперь еще и довольно симпатичной, ее отношение ко мне изменилось. Теперь она пыталась надеть на меня юбку, причем покороче и блузки с вырезом поглубже. Говорила что я деревенская тютя и позорю ее. Вообще, мы с Наташей были скорее сестры, чем подруги, у нас было мало общих интересов и тем, но мы жили под одной крышей и помогали друг другу. Не все сестры подруги, и не все подруги сестры.

Наташе было четырнадцать лет, когда она впервые влюбилась. Любовь ее, как водится, была безответной. Она прямо как мать заламывала руки и театрально рыдала в подушку дивана в гостиной. Прибегала тетя Марина и успокаивала ее. Меня всегда поражала эта Наташкина потребность во внимании. После театральных объятий с матерью Наташа делала вид что ей полегчало, но по вечерам она закрывалась у себя в комнате и лежала в кровати укрывшись с головой одеялом. Я приходила в ее комнату, ложилась к ней в постель и обнимала. С самого детства внутри меня был какой-то маячок, который передавал мне чувства других людей. А когда я их обнимала, меня и вовсе накрывало чужими эмоциями. Именно поэтому я всегда понимала другого человека, потому что чувствовала его эмоции кожей. Наташа прижималась ко мне и тихо плакала. Я не знала что сказать, чтобы ей было не так больно, и просто обнимала ее. Я делала это не только по поводу несчастной любви, а всегда, когда чувствовала, что нужна ей.

— Откуда ты знаешь, что именно сейчас мне так плохо, что умереть хочется? — спрашивала она меня, вытирая слезы.

— Не знаю, я просто чувствую, как будто ты посылаешь мне сигнал сос.

— Может ты ведьма? Нет, немодное слово. Экстрасенс. Может ты экстрасенс?