Боргус Никольсен - Глориана [Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXV]

Джек теперь с особенной рачительностью берег свою вилку. Он решил теперь пока не пускать ее в ход, так как у него были немалые деньги. Правда, он рассчитывал на большее, и банкир его обманул: в портфеле оказалось много именных акций, которые было невозможно спустить. Вилка лежала в боковом кармане, обвязанная носовым платком. Джек чувствовал ее присутствие каждую минуту. Она могла ему понадобиться не ранее утра, когда Джек хотел вернуться к себе на квартиру за кое-какими вещами, а главное, чтобы отоспаться после своих похождений. Его беспокоила мысль, что профессор уже дал знать полиции, и за ним, Джеком, уже следят. Хорошо еще, что Джек совсем недавно переехал на новую квартиру, и профессор не знал его нового адреса.

«Номера» один за другим появлялись на эстраде. Джеку после оперы все казалось здесь верхом совершенства. Фата Моргана пришла в восторг от русского певца, красивого брюнета, который с необыкновенной слащавостью исполнял французские романсы. Джек даже слегка приревновал ее к этому «шарлатану», за что Фата Моргана ударила его по руке и сказала: «Вы противный! Не смейте его так называть! Это — великий талант!»

Но всего более им обоим понравились ученые белые мыши. Правда, миссис Фата Моргана боялась мышей и завизжала, когда мыши забегали по эстраде. Впрочем, вся женская половина мюзик-холла завизжала, и многие леди даже вскочили на столы и подобрали свои и без того короткие юбки. Но мыши были так милы, так послушны, так отлично танцевали, что публика проводила их громом аплодисментов. Русский певец корчился от злобы в своей уборной. Ему не досталось на долю и одной десятой части этих оваций!

Но вот оркестр заиграл тягучий мотив. На эстраде появились танцор с танцоркой. Медленно изгибаясь и качаясь, они сплелись руками и, виляя туловищем и по-змеиному извиваясь, начали свой знаменитый танго…

Джек умел танцевать танго. Он спросил свою даму:

— Давайте, отваляем?

Та расхохоталась:

— Боже мой, как вы выражаетесь! Даже у нас в маленьких городах, приглашая девушек танцевать, выражаются изящнее, встают в грациозную позу и предлагают руку. А вы выпаливаете, сидя на месте, как из ружья: «Отваляем!» В скольких водах надо еще мыть вас, милый Джек?

Джек встал и, изогнувшись самым неправдоподобным образом, предложил ей руку. М-сс Шельдон не стала себя долго упрашивать, и оба они пустились танцевать вдоль столиков, их примеру последовало еще несколько пар, и вскоре весь зал наполнился качающимися парами во фраках, смокингах, пиджаках и даже бразильских «болеро» с бронзовыми пуговками и широчайшими поясами, в дамских туалетах, начиная от вызывающе-открытых вечерних туалетов и кончая скромными блузками маленьких швеек и работниц.

Оркестр гремел. Люстры сияли. Джек раскраснелся. Ему было нестерпимо жарко. Ему стало, наконец, невмочь. А его дама с томным видом покачивалась и изгибалась, и на лице ее было написано самое настоящее блаженство. Она видела в своих грезах Париж…

Джек не вытерпел:

— Погодите немножко! Постойте!

Фата Моргана опустила на него свой взор:

— Что такое?

— Постойте, ради бога. Не могу!

Фата Моргана окончательно перенеслась из Парижа в Нью-Йорк. Ее кавалер пыхтел перед ней, как опоенная лошадь.

— Что с вами?

— Вспотел!

Она с негодованием отшатнулась от него.

— Невежа!

Джек удивился.

— Почему вы сердитесь?

— И он еще спрашивает!

Фата Моргана с гневным видом направилась обратно к столику. Джек едва поспевал за нею.

— За что вы на меня рассердились? — спросил он. — Я ведь потом опять буду танцевать. Мы еще успеем натанцеваться! У них (он кивнул на музыкантов) громадный запас музыки. Когда выйдет одно танго, они начинают другое. И в других холлах тоже везде громадные запасы танго.

Фата Моргана все еще гневалась, но Джек уже опять начинал смешить ее.

— Велите подать еще мороженого! — строго сказала она ему. — Невежа!

Джек исполнил ее приказание.

— Вы называете меня невежей, — протестовал он. — За что? Я, кажется, стараюсь доставлять вам всевозможные удовольствия!

Она возразила:

— Кроме самого главного: быть изысканным кавалером, с которым не стыдно показаться где угодно…

— А разве я…

Она расхохоталась так, что у нее запрыгали на лице все ее соблазнительные ямочки.

— Скажите, Джек, где вы приобрели вашу замечательную изысканность? С вами прямо умрешь со смеха. Вы — славный малый, и с вами не соскучишься, хотя вы говорите ужасные вещи!

— Что же я сказал ужасного? — недоумевал Джек. — Я задыхался в этой жаре и обливался потом. Это всякий бы сказал на моем месте! Вам хорошо: у вас такое легкое платье, да еще вырез на груди и на спине вроде форточек (м-сс Шельдон так и покатилась со смеха). У вас все пары сразу выходят наружу (м-сс Шельдон едва сидела на стуле), а у меня они сгущаются под крахмальной сорочкой, да еще под жилетом, да еще…

Фата Моргана, не в силах сказать ни слова, только махала руками.

— Молчите! Молчите!..

Джек не унимался.

— Я и хотел немного передохнуть, чтобы пот высох, а потом можно и опять.

М-сс Шельдон ударила его по руке.

— Замолчите же, ужасный человек! Давайте говорить о другом.

Раздались веселые звуки фокстрота. И новые пары быстро забегали по залу, семеня ногами и подражая торопливому бегу лисицы.

— Позвольте просить вас!

Джек встал в грациозную позу.

Дама прервала его.

— Нет, нет… У вас опять пары…

Она не докончила и рассмеялась.

Джек возразил:

— Я уже высох! Уверяю вас! Ну, пожалуйста!

— Нет, нет, ни за что!

Джек почувствовал при этом упорном отказе, что его светская карьера потерпела крушение. Он молча, с мрачным видом уселся снова за столик и сердито выскреб из бокала остатки мороженого.

— Пойдемте лучше в ресторан, в отдельный кабинет! — предложила она. — Вы знаете, какой здесь самый шикарный ресторан?

— «Лузитания», я думаю.

Она поморщилась.

— Я никогда не слыхала о «Лузитании». Я знаю «Дель-Монико», «Палас-Отель-ресторан»… Вероятно, есть и еще какие-нибудь первоклассные рестораны. Сведите меня туда. Это, вероятно, на Пятой авеню.

Это было не совсем по душе Джеку. Он стал теперь сильно сомневаться в своей светскости и боялся, что Пятая авеню с ее настоящими светскими и фешенебельными учреждениями окончательно покажет его в самом нежелательном свете перед его прелестной дамой.

Но Фата Моргана настаивала. Она поставила своей задачей познакомиться с самыми шикарными ночными развлечениями парижского жанра.

— Вы в самом деле младенец! — небрежно уронила она. — Вы, кажется, боитесь показаться в настоящем обществе?

— Я боюсь не за себя, а за вас.

— Что такое? Вы боитесь, что я скомпрометирую вас?!