Анастасия Баталова - Нефть в наших жилах

Онки мысленно воспроизводит моменты прошедшей деловой встречи, думает, что она могла сказать не так, встаёт, идёт по направлению к лестнице и неожиданно сталкивается с Саймоном. Он зачем-то вышел из-за стола и она, поглощенная своими мыслями, даже не заметила этого.

Они стоят друг напротив друга в центре зала. Между ними — кресло. Сверху на них шумно осыпается крупными каплями серое небо. Стеклянная крыша, если поднять голову, похожа на бурлящий океан.

Встреча состоялась. Взгляды сомкнулись. И ничто не могло уже этого отменить.

Они молчали не так, как молчат люди, которым просто нечего сказать друг другу — их молчание звучало глубже, значительнее.

— Здравствуй, Онки, — начал Саймон. Улыбка у него получилась, вполне доброжелательная, пусть не сразу, пусть заметно было, что рождается она трудно, как будто преодолевает сопротивление, — вижу, жизнь воздает тебе по заслугам, ты достигла значительных успехов.

Эти слова пришлись Онки как глоток прокисшего чая. Любовник министриссы делает ей комплименты по поводу карьеры! Надо же… Снизошел… Сделал милость. Согрел добрым словом несчастную сиротку. Может, услышав подобное от другого любовника другой министриссы, Онки бы не почувствовала такой бессильной злой тоски по той себе, какой она могла бы быть, по недостижимому идеалу самой себя. Но перед нею стоял Саймон. Когда-то она имела неосторожность объясниться ему в любви, и потому сейчас не имеет права терять достоинство в его глазах…

Встречная улыбка у Онки не выходила: расклеивалась, не успевая сложиться.

— И тебе не хворать, — ответила она на приветствие, — красивая кофточка, — вернула комплимент.

Саймон не растерялся и шаловливо помахал перед Онкиным носом широким почти невесомым рукавом с длинным разрезом.

— Натуральный лен с шелковой нитью, кружево ручной работы, декор речным жемчугом… — пояснил он так, как будто совершенно серьезно болтал «о шмотках» с кем-нибудь из своих товарищей, — мне и самому нравится.

— Рада за тебя, — процедила Онки. Она поспешила отвернуться, потому что не могла ни простить себе желания смотреть на Саймона, ни побороть его.

— Как дела вообще? — Саймон решился на простой человеческий вопрос, какие обычные люди задают друг другу, встречаясь после долгой разлуки, — Как муж, дети? В предвыборном буклете было написано, что у тебя есть семья…

— Твоя дама не заскучает? — вопрос про Гарри из уст Саймона как-то особенно ковырнул незажившую рану.

— Она не так ревнива, как некоторые, и, поверь, достаточно умна, чтобы получить удовольствие от нескольких минут наедине с собой.

Онки кинула беглый взгляд в сторону столика, за которым сидела Гала Овдайн. Министрисса действительно даже не посмотрела, куда ушел Саймон. Она сосредоточенно вычитывала что-то на панели тонкого, как лист, планшета, время от времени приплясывая по ней пальцами.

— Ах, да, я совершенно забыла, что она может менять таких как ты каждый вечер…

— Зачем ты так? — в голосе Саймона проскользнула искренне печальная нотка, — я хотел, чтобы, встретившись вновь, мы как бы познакомились заново; я надеялся, что мы найдем в себе силы оставить старое, время лечит; спустя годы мы оба стали мудрее, нас связывает общее детство, мы могли бы стать друзьями… Судьба, столкнув нас снова, даёт нам второй шанс.

— Мне хватило первого, спасибо, — Онки сделала полшага вперед, продемонстрировав своё намерение идти. Ей не хотелось разговаривать с Саймоном. Она не могла смириться с тем, что этот мужчина по-прежнему волнует её чувства.

Миндалевидные зеленые глаза, гладкая ухоженная кожа, стройные плечи и нежная длинная шея — его красота внушала ей нераздельно и отвращение, и желание. Было тому причиной всегдашнее ханжеское презрение Онки к кокотам, или воскресла в её душе юношеская обида? Да, она считала, что только честный труд достоин уважения. И да, она не могла забыть измены. Потому бывала излишне строга к своему несчастному Гарри. Потому постоянно подозревала его, доводя до слёз.

Она торопилась сбежать, сказать поменьше слов, отвернуться — она боялась, что не сумеет скрыть от Саймона свою проявившуюся вновь слабость к нему. Он же профессионал. Канатоходец по натянутым женским нервам. Чтец по едва заметным движениям лицевых мышц. Это его талант, его хлеб, его судьба…

В том, что Саймон был именно слабостью, Онки не сомневалась. Она не испытывала к красавцу кокоту ни уважения, ни человеческой симпатии, но её к нему влекло, и отрицать сей факт было всё равно что утверждать, будто снег — черный. Разумеется, она могла бы попытаться подобно Гале Овдайн и прочим подарками, ресторанами, модными курортами завлечь Саймона и выторговать у него всё, что только можно взять у мужчины, любые ночные капризы и проказы… Но подобная мысль вызывала у Онки рвотные позывы.

В ее системе ценностей лечь в постель с человеком, в котором не ценишь личность, было всё равно что удовлетворить свои потребности с догом или самцом гориллы. Лишь поэтому она хотела сейчас оскорбить его, уязвить побольнее — чтобы навсегда отрезать себе путь к отступлению. Чтобы Саймон тоже возненавидел её, и не было бы ни малейшей возможности, что однажды они проснутся вместе где-нибудь на тропическом острове, и она будет, наконец, после всех бурь, сходя с ума от ненасытной радости долгожданного обретения, целовать его, спящего, в волосы…

Пока у Онки был Гарри, она не опасалась никаких искушений. Но теперь Гарри ушёл…

— Гала очень порядочный и деликатный человек, — Саймон решил не оставлять без внимания реплику, относившуюся к его покровительнице, — наши отношения гораздо глубже, чем ты хочешь думать, ей небезразличны мои стремления, мои мечты… Гала хочет, чтобы я стал актером, мне уже предлагали, для начала, правда, эпизодические роли в сериалах, но со временем…

— Сериалов никогда не смотрела, теперь и подавно не буду. Хорошего вечера. — С нажимом простилась Онки.

Шумно отодвинув с дороги плетеное кресло, она направилась к выходу из зала.

— Ты странная, Онки Сакайо, — голос Саймона настиг её, будто хлестнул по спине, — наша дружба могла бы принести тебе немало пользы.

Онки уже дошла до лестницы. Помедлив секунду на верхней ступеньке, она делано рассмеялась:

— Что? Словечко доброе за меня замолвишь и жезлом своим волшебным это словечко окучишь, чтоб лучше прижилось? Нет уж, уволь.

Звук шагов по деревянным ступенькам.

— У тебя всё хорошо? — спросила Гала, когда Саймон вернулся к столику.

— Вполне, — ему потребовалось усилие, чтобы вернуть лицу выражение доброжелательной открытости.

— Из неё был бы неплохой губернатор.

Гала Овдайн обладала прекрасной памятью; змеиный клубок завистниц хоть и шипел о том, что она принимает какие-то таблетки для улучшения работы мозга, но всерьез никто в это не верил.