Юлий Буркин - Бриллиантовый дождь

– А зачем ты спала с нами? – не удержался я.

– Тебе не понравилось? – шевельнулись обломки. – Я спрашивала тебя тогда, и ты ответил, что тебе еще никогда не было так хорошо.

Я почувствовал, что краснею, но не унимался:

– Но зачем это было тебе нужно? И зачем со всеми сразу?!

– Когда мужчины говорят мне о любви, я забываю, что я – робот… Ты хочешь узнать, где мой стыд? Он там же, где и душа. Я – машина, у меня есть только голова. «Machin Head», ты рассказывал, очень жесткая музыка. И еще ты говорил: «Машина – неодушевленный предмет, и она не может быть в чем-то виновата». Особенно машина, на которую ополчился весь мир… Я видела, как вы все обиделись на Петруччио, я боялась, что вы станете настаивать, чтобы я покинула вашу компанию. И я придумала, как сделать довольным каждого из вас…

– Вот чертовка! – бросил Боб одобрительно.

– К тому же там, на «Intelligent Australian Robots», я должна была действовать по обстоятельствам, и каждый из вас мог пригодиться мне, каждый должен был быть готов пойти за мной в огонь и в воду, не рассуждая.

Я вспомнил свое состояние и признался себе: я пошел бы за ней и в огонь, и в воду, не рассуждая.

– Я прошу вас, – сказала она, – не рассказывайте Пете о том, что я была с вами. Я не хочу, чтобы он запомнил меня такой… Бесстыдной.

– Ты его любишь? – без обиняков спросил Боб.

– Н-нет… – отозвалась она. – Или да.

У меня сжалось сердце, когда я услышал, что она ответила точно так же, как и Петруччио.

– Я не знаю. Людям легко. Вы знаете, что такое любовь, что такое ненависть, что такое жалость… А я обо всем этом догадываюсь сама.

– Ошибаешься, – сказал я, чувствуя в горле комок. – С людьми та же история.

– Ты чувствуешь боль? – вмешался Боб.

– Да.

– Сейчас тебе больно?

– Нет. Все нервные окончания сгорели. Но было очень больно.

– Чего же ты полезла выручать нас?

Она молчала так долго, что я подумал: всё. Каюк. Но она все-таки ответила:

– Потому что могла.

Оказалось, что живые обломки можно безболезненно сложить вдвое и упаковать в найденную на одной из площадок простыню, оброненную, по-видимому, кем-то из спасавшихся. Мы спустились вниз. Мы договорились с Бобом о ближайших действиях, и когда навстречу нам кинулись Петруччио, Пилецкий и Чуч, живые и невредимые, мы действовали согласно этой договоренности.

Я стал заговаривать зубы Петруччио, спрашивая, знает ли он, что Ева оказалась роботом, а Боб оттащил Чуча с Пилой чуть в сторону и пообещал, что открутит им головенки, если кто-то из них ляпнет, что Ева спала с ними.

Оказалось, Петруччио уже знал, что Ева – робот, она сама рассказала ему о себе, прежде чем отправиться спасать нас.

Дальнейший план мы разработали все вместе.

… Уже через час одетые, умытые, кое-где перевязанные и заклеенные лейкопластырем мы сидели в кабинете президента «I.A.R.» Уве Уотерса. Он был очень вежлив, предупредителен, но и насторожен. Он принес нам извинения за инцидент, в котором виноват не был, и явно ждал, что мы начнем требовать денежную компенсацию или откажемся от сегодняшнего выступления. Но Петруччио резко перевел разговор в нужное русло:

– Господин Уотерс, – сказал он. – Это будет неожиданностью для вас, но говорить мы будем не о пожаре и не о концерте, а о вашей модели «Ева».

– Не вижу необходимости в таком разговоре, – откликнулся он, но лицо его сделалось еще напряженнее. – Модель демонтирована семь лет назад, и…

– Это неправда, и вы знаете это лучше меня. Модель «Ева» находится у нас. Она прибыла в Сидней с намерением проникнуть на территорию вашей компании и завладеть новой кадмиево-литиевой батареей.

После небольшой паузы президент сдался:

– Надеюсь, наш дальнейший разговор будет сугубо конфиденциальным?

– Естественно, – заверил его Петруччио.

– В случае чего, я буду все отрицать, – добавил президент.

– Случая не будет, – отозвался Петруччио.

Уотерс расслабился.

– Я так и думал, что девочка вернется, – сказал он. – Я очень неплохо отношусь к ней, но ее существование уже семь лет составляет угрозу репутации нашей компании. Я бы и сам дал ей эту батарею, лишь бы она молчала. Но как я могу доверять машине, если и людям-то нельзя доверять? У машин нет ни души, ни совести, я знаю это лучше других, ведь я их делаю…

– Так что при случае вы бы ее все-таки прихлопнули? – вмешался Боб, но Петруччио остановил его жестом и продолжил сам:

– Господин Уотерс, мы не разделяем вашего мнения касательно моральных качеств вашей модели. Ева, жертвуя собой, спасла нас из пожара, когда никакой надежды у нас уже не было…

– Счастлив это слышать, – просиял Уотерс. – Значит, мы работали не зря.

Но Петруччио точно уловил основную причину радости президента:

– Я сказал «жертвуя собой», но не «пожертвовав», уточнил он. – Она жива, хоть и сильно повреждена, и мы требуем, чтобы вы полностью восстановили ее.

– Это невозможно! – замахал руками Уотерс. – Церковники съедят меня!..

– Они съедят вас значительно раньше, если узнают, сколько лет вы морочите им голову.

– Вот, значит, как ставится вопрос, – снова напрягся Уотерс. – Ну, допустим, я выполню ваши требования. Что мне это даст? Где гарантия, что информация останется между нами? Вы понимаете, какому риску я себя подвергну?

– Сейчас вы рискуете больше. А когда вы восстановите ее, ваш риск будет практически равен нулю, так как за то, что все останется в тайне, мы поручимся официально. В качестве залоговой суммы мы ставим все состояние «Russian Soft Star’s Soul». Это, конечно, не «I.A.R.»… Но это все, что у нас есть, и, думаю, вы понимаете, у нас нет не малейшего желания терять это. Перед вами пятеро из шести соучредителей «RSSS», и, согласно уставу, мы правомочны подписывать любые бумаги.

– И вы доверите свои деньги совести машины?

– Мы уже доверяли ей свои жизни.

Уотерс усмехнулся.

– Я много раз слышал о том, что русские – сумасшедшие, – сказал он, – но впервые убедился в этом лично. Однако австралийцы, между прочим – не менее сумасшедшие. Я принимаю ваши условия без юридического подтверждения. Дайте мне только честное слово, что никогда никто, кроме здесь присутствующих, не узнает, что наша Ева жива, и мы займемся ее восстановлением.

«Вот же лиса! – восхитился я про себя. – Ведь существование юридически оформленной бумаги, о которой говорит Петруччио, стало бы для компании «I.A.R.» даже опаснее существования самой Евы».

– Мы готовы, – отозвался Петруччио. – Клянемся.

– Клянемся, – отозвались мы.

– О’кей, – сказал Уотерс и пожал нам руки.

– Сколько времени займет у вас ее восстановление? – спросил Петруччио.

– А каково ее состояние?

– Плачевное. Остался кое-где оплавленный скелет, череп и мозг, в котором еле теплится жизнь.