Мишель Демют - Планета семи масок

Поездка оказалась более долгой, чем он предполагал. Несколько раз мимо него с пронзительным свистом проносились спортивные глиссеры, на бешеной скорости скользя в нескольких сантиметрах от земли: это съезжались гости, для которых вторжение в лес с его колдовскими чарами служило лишь удобным случаем поупражняться в смертельной акробатике.

Вырываясь из зарослей на простор, дорога изгибалась петлей, внутри которой высилось огромное полуразрушенное строение, стоящее на берегу реки с широкими песчаными отмелями. Если не считать правого крыла, наспех отреставрированного и имевшего более или менее обитаемый вид, замок являл собой развалины с выщербленными стенами и покосившимися башенками, сплошь увитыми плющом и ежевикой. Впрочем, человек, которому хватило бы воображения мысленно вернуться к лучшим временам замка, не мог не увидеть его красоты. У крыльца с двумя великолепно сохранившимися мраморными лестницами выстроились машины всех марок. Вильно припарковал свою, затем наклонился к Авроре и разбудил ее легким прикосновением руки. Они вышли из машины, поднялись по ступеням, и ожидавший у дверей робот-дворецкий проводил их в мраморный вестибюль. Здесь он оставил их, а сам удалился в анфиладу залов. Аврора выглядела какой-то подавленной. Впрочем, то, что Аврора с ее исключительной чувствительностью так отреагировала на холод древних камней и слабый свет, было вполне естественно. Она как потерянная сделала несколько шагов вперед и тут же вернулась на безопасное место, поближе к Вильно. В это время открылась боковая дверь и появилась Диана в тяжелом платье, сшитом по старинному образцу. Заметив Аврору, она остановилась, озадаченная. Потом спросила Вильно, даже не взглянув на него: «Это она? — и тут же отвернулась, словно стараясь отогнать замешательство. — Очень хорошенькая. Такие редко удаются. У вас великолепный вкус, Вильно… Ну ладно, я счастлива вас видеть. Надеюсь, вам понравятся мои друзья. Идемте».

Она провела их в просторную комнату с вызывающе яркими стенами, наскоро обставленную разнородной мебелью: здесь стояли рядом самые современные обслуживающие автоматы, антикварные древние земные кресла, безделушки с других планет, выбранные, казалось, исключительно за их диковинный вид; скажем, музыкальный автомат с пластинками, сверкающий тысячами огней, вполне мог бы украсить любую коллекцию примитивного искусства.

Общество было именно таким, как представлял себе Вильно: элегантные молодые бездельники, космолетчики, крупные промышленники, знаменитые артисты — весь цвет столицы — люди, которых объединяло лишь одно: принадлежность к так называемой «новой волне». Все смешалось здесь в шуме разговоров, розовом дыме сигарет, старой синкопической музыке, льющейся с драгоценных дисков; и с первого взгляда трудно было отличить людей от андроидов повышенной верности, которые как тени держались возле своих хозяев. Лишь по неопределенности во взгляде, некоторой чопорности поведения, нежности к хозяевам — но особенно по несравненной красоте — можно было распознать андроидов.

При появлении Авроры все взоры обратились к ней, и восторженный шепот пробежал по залу. Каждому хотелось познакомиться со счастливым обладателем этого чуда. Все столпились вокруг Вильно, пытаясь узнать, что за незнакомец появился в окружении Дианы.

— Это мой университетский товарищ, — сказала она просто, сразу предупредив все встроен.

Юноша с угловатыми чертами худого лица подошел ближе и откровенно разглядывал Аврору:

— Великолепна… — бросил он. Из любви ко всему архаичному юноша носил большие очки в черепаховой оправе. — Штучная работа, не так ли? Примите мои поздравления. Я Билл Кули, работаю на студии «Нова». Мы ищем модель для будущего фильма. Вы разрешите взять ее на кинопробы? — Вильно сухо ответил: «Нет».

— Ну что же… Если мы попросим разрешения сделать с нее копию, вы, я думаю, тем более откажете. Но это, в конце концов, ваше дело. Она запатентована, да?

Юноша фамильярно взял Вильно под руку и усадил его в ближайшее кресло.

— Похоже, вам все это чуждо, — усмехнулся он, обведя зал рукой. — Вы очень привязаны к Диане?

— Мы вместе учились, — ответил Вильно. — Потом потеряли друг друга из виду. А недавно я совершение случайно встретил ее снова.

— Уже после ее путешествия, наверное. Вам не кажется, что она изменилась? Какой она была раньше?

— Трудно сказать, — вздохнул Вильно, которого начинал раздражать такой поворот беседы. — Капризная, переменчивая, увлекающаяся, подверженная приступам депрессии. Собственно говоря, меня никогда не интересовал ее характер.

— Понятно. А что же тогда вас в ней интересовало?

— Видите ли, из всего курса только мы двое увлекались древней историей. Особенно тем периодом, который предшествовал Катастрофе.

— Ах, легендами, — пожал плечами его собеседник. — Не думал, что Диана питала пристрастие к такого рода древности. Ведь свидетельств той эпохи практически нет, верно?

— Есть, и немало. Только они никогда не попадают в руки дилетантов.

— Что же это такое?

— Книги. Их всего около сотни. В большинстве это примитивные труды по технике. Но мы с Дианой нашли во время раскопок одну книгу совершенно иного рода.

— И какую?

— Знаете, разговор об этом, я думаю, сейчас неуместен. В другой раз, хорошо? Извините, но моя спутница слишком чувствительна к обстановке. Похоже, она разладилась. Я должен ею заняться.

Вильно встал и направился к Авроре, подпиравшей стену в другом конце зала, куда ее постепенно оттеснила Диана.

Невысокий мужчина средних лет в облегающем черном костюме, до этого сидевший неподалеку, у прозрачного столика, поднялся ему навстречу.

— Прощу меня простить, но, должен признаться, я уловил несколько слов из вашей беседы, и они чрезвычайно меня заинтересовали. Я доктор Маллуа, психоаналитик мадемуазель Норвиль. Для меня крайне важны те сведения, которые вы могли бы мне сообщить о ней.

— Не думаю, — холодно ответил Вильно. Ему уже основательно надоели эти люди. — Мне нечего вам сообщить.

— Я убежден в обратном. Только что вы говорили о некоем произведении, которое находилось в ее руках. Если я правильно понял, вы специалист по древней истории. Что вы можете сказать об этой книге?

— Почти ничего, — оборвал его Вильно, даже не стараясь быть вежливым. — По моральным соображениям я не смог привести данные об этой находке в моей дипломной работе. С точки зрения науки это достойно сожаления, потому что позволило бы существенно изменить картину наших представлений о примитивных цивилизациях. Правда, примитивными цивилизациями сейчас мало кто интересуется. Больше мне нечего вам сказать. Позвольте, однако, узнать, доктор, почему вас так заботят познания мадемуазель Норвиль в области истории?