Михаил Харитонов - Золотой ключ, или Похождения Буратины

– Сиди уж… Ага, вот, – он вытащил из-под стола небольшую табуретку и оседлал её. – Эй, осторожнее! – спаниель, лишившись законного места, молча и сильно пхнул Буратину задом, заставляя подвинуться. Тот на автомате попытался врезать псу промеж глаз. Но на его плечо неожиданно обрушился тяжёлый птичий клюв.

– Яюшки! – заорал доширак, махая руками, чтобы не слететь с койки. – Так нечестно!

– Вот же тупое полено, – проворчал доктор. – Коллеги, простите убогого.

Кое-как устроившийся пёс неприязненно посмотрел на доширака, но смолчал.

– Значит так, – сообщил Коллоди. – Надо бы вас познакомить. Вот это – Буратина, он у меня на индивидуальном. Так, Скарятина ты знаешь. Его все знают… Это наша Долли, лаборантка… Фингал Когтевран. – Птиц гордо нахохлился. – Замначальника в биореакторной.

Буратина невольно вздрогнул. Фингал это заметил и посмотрел на него как сыч на полёвку.

– И Роберт Склифосовский, – представил доктор спаниеля. – Техник. Мы с ним шарманку чинили-чинили…

Тут Буратине внезапно и сильно поплохело. Чтобы не упасть, он опёрся руками о стол. Тот перекосился. Стаканы и бутылки зацвокали, целуясь друг с другом.

– Э, да тебе полечиться надо, – озабоченно сказал Карло, плеснул из канистры в подвернувшуюся под руку кювету и дал сыну.

То было ледяное тёмное пиво. Буратина, счастливо мыча, всосал его в три хлюпа.

– Simila similibus curantur [15] Подобное исцеляется подобным ( лат .) , – сумничал доктор Коллоди, жуя плов. – Да ты жри, чего ждёшь-то?

Буратина не заставил себя упрашивать и тут же набил рот душистым рисом. Скарятин, увидев это, засунул морду прямо в таз и от души хапнул. Щёлкнул клюв Фингала. Галантный спаниель нашёл на столе пустую чашку Петри, наполнил её пловом и предложил овце. Та церемонно взяла её пушистыми, словно в белых перчатках, пальчиками.

– Слушай сюда, чучело-бамбучило, – снизошёл доктор Коллоди до объяснений. – Был научный совет. На котором мне вернули лабораторию. Секвенсор починили. А наш старый знакомый Джузеппе Сизый Нос оказался саботажником. И шпионом.

– Й-й-й… йык! – Буратину от удивления заклинило на икотке. Джузеппе он отлично помнил по вольеру, не раз огребал от него пиздюлей. Но чтобы Сизый Нос оказался вот прямо-таки настоящим шпионом – ну нет, ну такого злодейства наивный доширак всё-таки не ожидал.

– Э, только на стол не блевать! – доктор понял судороги Буратиньего тела по-своему.

Фингал, не вставая с автоклава, вытянул рукокрыль – оказавшуюся неожиданно длинной – и чкнул деревяшкина длинным пальцем промеж лопаток. Тычок был слабенький, но икотка отпустила.

– С-спасидо, – выговорил с трудом Буратина, подбирая челюсть. – А чей он шпион? – тут же залюбопытничал он.

– Пока неизвестно, – вздохнул доктор Коллоди. – Пусть в этом безопасники разбираются. Главное – что теперь всё направление моё. Семнадцать Дюймов не прочь отдать мне всё, что осталось от Джузеппиных разработок. Так что у нас сегодня, считай, пятница. Разгоняемся. А завтра будем гудеть уже по полной. Всем коллективом, – пообе щал он.

– Хорошо-то как, – честно сказал бамбук, в очередной раз набивая рот.

– Да уж поди плохо! Жуй-жуй, глотай. Смотри не лопни только.

Воцарилось молчание: все жевали, глотали, отдувались, рыгали, тянулись за новой порцией. Пили в основном красное, за исключением Скарятина, который увлёкся пивасом. Склифосовский чуть не подавился сливовой косточкой, но Фингал адресно тюкнул его клювом, и косточка выскочила. Долли первой оторвалась от еды, вернула себе балалайку и запела что-то заветное из Круга Песнопений Вороваек.

Буратина расслабился. Ему было тепло внутри и снаружи, жизнь казалась волшебной, окружающие – милыми друзьями. Единственное, что мешало полностью отдаться моменту – темнота в памяти: он начисто забыл, что было вчера ночью. Все воспоминания как джигурда вытоптала. Остались лишь какие-то невнятно-плывкие образы, тени теней – порождённые, скорее всего, хмелем и сбоящей ассоциативкой.

– Понюхай попку носиком, прикинься, киса, пёсиком, – выводила овечка святое караоке. В голосе её недоставало драматизма.

– Гм, а где твой чудесный нос? – поинтересовался доктор у сынули.

Буратина скосил глаза и не увидел верной своей пики. Ощупал лицо и убедился, что носа действительно не было: на его месте зияла дыра с острыми краями. В задумчивости он засунул в дыру палец, поковырялся в пазухах и вытащил на свет сизо-бурую, набухшую от крови соплю. Судя по оттенку крови, носа он лишился как минимум пару часов назад – а то и все четыре. Деревяшкин решил, что обломался по пьяни, чем и поделился с папой.

– Ничего, до ребилдинга отрастёт, – обнадёжил доктор Коллоди. – Кстати, хорошая настоечка у тебя получилась, я даже не ожидал, – он показал на автоклав. – Уж извини, я за тобой допил, когда пришёл. Интересный ореховый привкус. И аромат тоже необычный. Пожалуй, надо будет развернуть производство… назовём буратиновкой. Как тебе?

Тут осоловевший от обильной еды и выпивки Скарятин внезапно и мощно застонал, схватился за живот и вскочил с места.

Доктор тоже вскочил и быстро открыл дверь – ещё был шанс, что коняка донесёт своё добро до улицы. На местную сантехнику надежды не было никакой: ветхую канализационную трубу, рассчитанную на хомосапых, обильная конская выдача забила бы всерьёз и надолго.

– Н-не… м-могу… – конь взвыл белухой, метнулся в угол и замер, растопырившись.

Спаниель демонстративно зажал нос. Овца, наоборот, посмотрела на коняку испуганно и виновато. Коллоди раздосадованно развёл руками.

– Ну вот, – пробормотал он, – только нормально сели…

«Бум-бум-бум-бултых!» – загрохотало что-то глубоко внизу.

Коллоди с недоумением повернул голову. Стонущий конь горбился на карачках и сыпал катыхами – которые, похоже, куда-то проваливались.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Коллоди. – Там же решётка.

Не дожидаясь, пока коняка опростается, доктор подошёл и заглянул ему прямо под задницу.

– Вот что, – сказал доктор, выпрямившись. – Я тут есть не буду. Обосрал нам Скарятин всю вечерушку.

Конь виновато ржнул.

– Ладно, Дочь с тобою, – вздохнул доктор. – В лазарет, быстро. Мало ли что у тебя с желудком. Склифосовский, беги в первый корпус, возьми двух черепах и лемура. Пусть идут сюда быстро. Остальные – в корпус В на четвёртый этаж, там и продолжим наше интимное суаре. Идите сейчас, нечего дерьмо нюхать. Я тут пока приберусь и проветрю.

Буратина посмотрел на доктора с удивлением: он не ожидал от него такой заботы о друзьях. Однако никакого желания спорить у него не возникло: перспектива продолжения банкета была слишком соблазнительной. Зато овца начала просить остаться – помогать. Доктор неожиданно рассердился и чуть ли не пинками выгнал девушку из комнаты.