Михаил Харитонов - Золотой ключ, или Похождения Буратины

Эта маленькая деталь решила дело.

– Благодарю за щедрость, – выдавил из себя козёл, хотя больше всего ему хотелось снести мутанту башку, – но мне тоже очень нужно выиграть. Подождите здесь.

Не дожидаясь ответа, он встал и пошёл к дежурной администраторше.

Администраторша – злопердь обыкновенная, получившая эту работу благодаря исключительной ментальной устойчивости и коммуникативным навыкам – сидела в отдельной каморке, охраняемой двумя упырями. Охрана была, конечно, чисто символической: существо её осно вы – филломедуза, прошитая скунсом и азафусом – могло за себя постоять, не прибегая к грубой силе.

С трудом открыв тяжёлую дверь с шестью резиновыми прокладками, козёл ввалился в каморку и, не дожидаясь приглашения, сел. Дама подняла на него левый глаз. Правым, висящим на отдельном стебельке, она продолжала просматривать какие-то ведомости.

– Мне нужен кредит, срочно, – начал козёл.

– Очень жаль, – внезапно перебила его злопердь, машинально облизывая пятнистые оранжевые губы, – но не сегодня. Проигрался солидный клиент, перед этим он успел выбрать весь лимит. Оперативная касса пуста. Мне очень жаль, – повторила она.

Козёл помотал рогатой башкой. Такой подляны от судьбы он не ждал.

– Мне нужно хотя бы десять соверенов, – попробовал он. – У вас найдётся десять соверенов?

Злопердь посмотрела на него обоими глазами – с недоумением и печалью – и свела их возле глабеллы.

– Наверное, я недостаточно объяснила ситуацию, – предположила она. – Проигрался наш многолетний клиент, кукен-кракен по основе. У него была отличная репутация, мы выделили ему кредитную линию. Однако случилась чёрная полоса. Подобное бывает даже с самыми успешными игроками. Он проигрался и умер от разрыва среднего сердца. Перед проигрышем он выбрал весь кредитный лимит, и теперь наша оперативная касса…

– Да понял я, понял, – перебил козёл. – А вы можете одолжить эти деньги из своих? Мне лично? Я отдам сегодня же.

– Сожалею, – сказала злопердь с ноткой печали в голосе: козёл был ей симпатичен как мужчина. – Но правила казино категорически запрещают служащим и сотрудникам заведения давать в долг клиентам.

– Десять соверенов! – не выдержал Септимий. – Какие-то паршивые десять соверенов!

– Что значит паршивые? – в глазах администраторши появился стеклянный блеск. – Уж не хотите ли вы сказать, что мы используем неисправные платёжные средства?!

– Нет, нет, я этого не говорил! – закричал козёл, но было поздно: разгневавшаяся администраторша на мгновение потеряла контроль над собой и непроизвольно злоперднула. Через пару секунд Септимий, чихая и кашляя, вылетел из каморки. За спиной чвякнула газонепроницаемая дверь и завыла вытяжка.

Попандопулос прислонился к косяку и тихо, жалобно застонал. Ситуация складывалась крайне неблагоприятная. Судя по словам администраторши, никто из сотрудников заведения не дал бы ему и сольдо – поскольку это, оказывается, противоречило установленным порядкам. Рядовые игроки тоже: давать в долг проигравшемуся считалось не только глупостью, но и дурной приметой. Украсть, отобрать или ещё каким-то незаконным образом раздобыть деньги в данной ситуации было бесполезным номером: его визави первым делом потребовал бы сведений о том, где он их взял, и пригласил бы крупье засвидетельствовать законность приобретения средств. В общем, кругом была беда, беда, беда. Никакого выигрышного хода козёл не видел.

Стараясь держаться как можно более независимо, он пошёл на выход. За спиной плеснул и отразился в зеркалах отблеск багряный: видать, «чубайс» с люстры учуял козлиную скорбь и теперь насмешливо осветил ему путь – жалкий, позорный путь неудачника.

Он уже поставил ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей вниз, когда его окликнули.

– Уважаемый герр… – раздался чей-то голос.

Если бы оскорблённый в лучших чувствах и потерявший всякие надежды козёл вслух или про себя послал бы нежданного собеседника на хуй (или хотя бы в пизду), наша история потекла бы по иному руслу. Вероятно, не случилось бы эпической битвы при Сизой Поляне, когда Карабас бар Раббас потерпел унизительнейшее в жизни поражение. Иной – и, быть может, более счастливой – была бы судьба девочки с голубыми волосами и её чернокудрого любовника. Бамбук Буратина избежал бы многих ужасных опасностей и бед, но жизнь его была бы пустой и никчёмной. И уж наверное, любовь не победила бы смерть.

Однако козёл не только промолчал, но остановился и даже оглянулся – просто потому, что успел привыкнуть к установленным в Бибердорфе порядкам.

– Уважаемый герр, – сказал прирулеточный кровосос, – вы забыли свой выигрыш. Вы ставили на чёрное. Будьте любезны получить. Десять соверенов.

Через непродолжительное время Попандопулос сидел напротив покаянца и смотрел в карты. Ему опять пришли два короля, но наученный горьким опытом козёл на них не особо надеялся.

Снова разыграли старшинство, и снова покаянец оказался первым.

– Герр Септимиус, – сказал покаянец, вытаскивая у козла трефового короля, – я восхищаюсь вашим мужеством и волей к победе. Но мне очень нужно выиграть. В утешение могу сказать, что я рискую не меньше, чем вы, и даже больше. Я истощён. Но вы не оставили мне выбора. Простите меня за то, что я сейчас совершу.

– Прощу, догоню и ещё раз прощу, – слегка схамил козёл. Сдаваться по доброй воле он не собирался.

Когда он протянул руку к чужим картам, на него обрушился страшный ментальный удар.

Наверное, любое другое существо на его месте немедленно скопытилось бы от стыда и совести. Гвоздь принял на себя почти весь ад. Однако и оставшегося хватило. В козлином мозгу всплыли с самого дна самые старые, гадкие, стыдные воспоминания. В том числе – самое первое и самое скверное.

Их было семеро – маленьких пушистых козлят, рождённых одной калушей. Септимий родился последним и был самым хилым. От пощёчины синьора Люпо Ваффанкуло он упал на землю, а его брат Терций остался стоять. Он был сильным, Терций, сильным и очень красивым. Септимий влюбился в него с первого взгляда.

Их накормили свежим сеном, дали выспаться. На следующий день сводили на морской берег и разрешили искупаться. Снова накормили, на этот раз персиками и сливами. Сеньор Вафанкуло хотел, чтобы им понравилось жить.

А потом пришли гориллы и побросали всех семерых в яму. Очень глубокую и очень тёмную яму. Всё, что там было – это непотухающий очаг с «ведьминой косой» и немного соломы в углу, воняющей мочой и экскрементами: туалет для пленников.

Они провели там сутки – напуганные, голодные, ничего не понимающие. Пока не открылся люк над ямой и не раздался голос сеньора Люпо Ваффанкуло.