Вадим Волобуев - Боги грядущего

— Что-то с большими трубками мудрят, великий вождь. Суетятся что-то…

— А остальные что? — крикнул Головня.

— Пока ничего… растянулись вереницей.

Головня, не сгоняя с лица шалую улыбку, снова обозрел лучников, сказал Лучине:

— Хорошо, что мало их. С одного боку только нападать могут. Иначе мы бы тут… — Он не договорил, крикнул стрелкам: — Держись ближе к стенам, ребята! А кто побежит — того я вот этой штукой самолично… — он похлопал по громовой палке за спиной.

И тут небо вновь будто разломилось пополам и с оглушительным скрежетом начало проседать на землю, как трухлявая крыша сруба. За спинами лучников разверзлись пылающие чертоги Огня: неведомая сила расшвыряла шкурницы, подбросила к оплывшему небу разломанные сани, косы и маслобойки, разорванные мешки, осколки посуды. Все это взмыло ввысь, крутясь в тучах снега и земли, и осыпалось обратно убийственным дождем, частично скатившись на глинистое дно образовавшихся воронок.

В куче вырванной земли, среди разного хлама и обломков виднелись посеревшие руки, недвижимо лежали тела в грязных меховиках, в воронку скатилась чья-то голова. Становище, точно огромный зверь, отозвалось на удар мучительным воем. Неистово заливались лаем собаки.

— Эвон как бьют, — пролепетал Лучина. — Не удержать…

Головня, снова выпрямившись, облизал пересохшие губы.

— Кто двинется — убью! — рявкнул на заколебавшихся стрелков. Повернулся к наблюдателю на валу. — Ну что там?

Наблюдатель вдруг откинулся назад и, взмахнув руками, съехал на спине вниз по склону. Лицо его было в крови. С той стороны частокола посыпался перещелк громовых палок, точно затрещали, ломаясь, дрова в огромном костре. И, отзываясь на этот треск, зазвенели бревна в частоколе, от которого, взрываясь опилками, отлетали мелкие кусочки. Головня заорал:

— Лучники, к бою!

И кинулся на вал, презирая опасность. Лучина с охранниками бросился за ним.

Пришельцы готовились в третий раз бахнуть из больших трубок — возились вокруг них, чуть не сталкиваясь лбами.

— Этак они нам весь стан разнесут, — дрожащим голосом произнес Лучина.

— Не разнесут, — процедил Головня, скидывая на снег лосиный череп.

— Лед их возьми, и ведь стрелой не достать, — простонал Лучина.

Грянул еще один залп. На этот раз рыбохвостые капли угодили точнехонько в частокол, выломав три неровных, оскалившихся кусками расколотых бревен, дыры, зиявших сквозь бурлящий снежный дым. Шмякнувшиеся оземь Головня и Лучина с охранниками сплевывали забившуюся в рот кисловатую талую водицу.

— Луки! — заорал вождь, поднимая лицо из снега. — Луки к бою!

Повисшую после отгремевших взрывов тишину разорвали отрывистые звуки щелкающей речи и нестройные кличи воинов. Враги шли на приступ. Головня сорвал со спины громовую палку, вскочил, прицелился, положив ее между уцелевшими верхушками частокола. Выстрелил и спрыгнул вниз, спасаясь от ответной пальбы.

— Стреляйте!

Будто стая куропаток затрепетала крыльями, взмывая в небо — стрелы, шелестя оперением, полетели во врагов. Оставшийся наверху Лучина проследил за их полетом. Сообщил изумленно:

— Отскакивают от голов! Это… демоны!

Вождь прошил его сердитым взглядом, снова махнул лучникам.

— Еще раз!

Опять загремели выстрелы громовых палок, и еще одного охранника снесло убийственной силой. Второй спрыгнул с вала, подбежал к вождю, тяжело дыша. Головня даже не посмотрел на него.

Новая туча стрел ушла к облакам, на несколько мгновений исчертив рябью темно-сизое, в потеках, небо. Лучина уже несся к ближайшей дыре, крича на бегу:

— Копейщиков туда! Копейщиков!

Копейщики были рядом: возглавляемые Паром, они растекались по пролысине, оставленной взрывающимися железными каплями, смыкали ряды. А в разверстые, зубастые пасти брешей уже втекала, торжествующе вопя, рыжая толпа пришельцев. И по этой толпе, испятнанной черными овалами лиц, катился, разрывая сухой воздух, стрекот выстрелов, валивший таежников целыми рядами, точно скошенную траву. Враги перескакивали через неровные пеньки, оставшиеся от бревен частокола, палили, присев на одно колено. Один из пришельцев упал, споткнувшись, заорал благим матом — его не слышали, толпа текла неостановимо, вдавливая товарища в снег.

Стрелки кинулись кто куда, не слушая надсадных воплей Головни, побежали, бросая луки, врезаясь в бойцов из подкрепления. Головня пальнул, не целясь, из громовой палки, хотел выстрелить еще раз, но тут оружие заело. В отчаянии дергал он за металлический язычок в железной петле, приводивший в действие смертоносное устройство — палка больше не издавал ни звука. «Ну почему именно сейчас? — взвыл про себя вождь. — Что за невезуха!».

Вокруг него стоял несмолкаемый грохот. Воины кидались к вождю, закрывали его телами и падали один за другим. Головня в ярости отшвырнул палку и выхватил нож — длинный, с продольной ложбинкой посередине, с костяной, чуть загнутой, рукоятью. Над его головой полетели камни и дротики — прибыла подмога.

Пришельцы, непрерывно стреляя, кашей растекались вдоль стены. Грязный, истоптанный снег перед ними был устлан телами убитых и раненых. Лучники, удирая, падали в воронки, оставленные взрывами, туда же скатывались и подстреленные копейщики.

— Тсмешайте негодзяев с дземлей! — заверещал Штырь.

Камни и дротики разили без разбора своих и чужих.

Бойцом Штырь был никудышным, а военачальником еще худшим. Вождь до самого конца колебался, доверять ему людей или нет. И все же решил доверить, рассудив, что если Лучина в одиночку будет руководить всеми стрелками, то слишком возгордится, а там и до крамолы недалеко.

И вот теперь вчерашний каменщик Штырь, потеряв голову от страха, беспорядочной толпой погнал воинов к месту прорыва, напрочь забыв, что вождь строго-настрого запретил ему ставить камнеметателей позади копейщиков. До порядка ли тут было? Лишь бы залатать брешь в обороне.

Но все же, каким бы безалаберным ни было подкрепление, его прибытие смутило нападавших. Оказавшись под градом камней и копий, пришельцы начали пятиться к стене.

Тут же, презирая огонь громовых палок, в нападение ринулись кузнецы, ведомые Осколышем. Выскользнув из-за спин бросателей камней, они врубились в скопление пришельцев, круша их боевыми цепами и молотами. Железные шапки, спрятанные под колпаками врагов, сминались и трескались, доспехи ломались, вонзаясь под ребра. Вслед за кузнецами в бой вступили и копейщики, а со снежных насыпей прицельно били лучники.

В ближнем бою пришельцы были не так страшны, как на расстоянии. Хоть и защищенные латами, они медленно отступали, понемногу втягиваясь обратно в бреши. На смену перещелку громовых палок пришел неумолчный лязг металла. Над скученными колпаками то и дело взлетали шипастые железные шары. Головня орал, пытаясь через плечи впереди стоящих дотянуться концом ножа до врага, который, выпучив от усердия глаза, бешено отбивался от наседавших лесовиков громовой палкой с прикрученным к ней серебристым лезвием.