Андрей Дашков - Собиратель костей

Солдаты были вооружены карабинами, а в кобуре, висевшей на поясе главного Миротворца, находился новодел одноимённого револьвера, однако в отличие от Малютки Лоха капитан не спешил его доставать. И правильно делал. Кроме того, он был настолько любезен, что не стал беспокоить нас во время сеанса. По его обрюзгшему лицу было видно, как ему осточертело все на свете: Боунсвилль, местные лоботрясы, приезжие аферисты, корпус с его надуманными и несбыточными идеалами и всяческая суета. Но он был из тех, кто честно и до конца выполняет свой служебный долг, каким бы нелепым тот ни казался.

Из дома донёсся сдавленный стон Клары, сменившийся звериным рычанием. Капитан одним движением подбородка отправил внутрь солдата. Тот скрылся за дверью, остальные держали карабины наготове.

Габриэль зевнул во весь рот и засвистел уличный мотивчик, отвязывая свою кобылу. Не успел он взобраться в седло, как солдат вывалился из салона, сгибаясь пополам от хохота. Капитан нахмурился ещё сильнее и сплюнул. Видать, он был знаком с образчиками чёрного юмора.

– Жива? – пробурчал он.

Солдат закивал, не в силах говорить. Я думал, у него случилась желудочная колика.

– Болван, – резюмировал капитан и направился к Габриэлю.

Тот уже сидел на лошади и глядел на Миротворца сверху вниз. Умел, подлец, выбирать выгодные позиции.

– Мы тут живём тихо, мирно, и нам не нужны проблемы, – сказал капитан веско, по-видимому, не находя в чужестранце ровным счётом ничего необычного. И даже почти полная рака с костями не вызвала в нем должного уважения.

– Проблем не будет, – заверил тот. – Если мне не будут мешать.

– …Ещё как жива! – вставил солдат, отдышавшись. – Хотите взглянуть, капитан? Держу пари, такого вы ещё не видели!..

– Я видел всякое, молокосос, – мрачно ответил капитан, потерявший интерес не только к Габриэлю, но и к своей работе. – Кажется, я даже видел, как осел трахал твою мамашу. Заткни рот и проваливайте в казарму!

– Хорошо сказано, капитан, – одобрил Габриэль. – Кстати, насчёт ослов. Моему слуге нужен четвероногий друг. Наверное, он предпочтёт ослицу. Не подскажете, где можно купить?

Капитан враждебно покосился на всадника, правильно заподозрив издёвку. Но Габриэль принял самый невинный вид. Как ни странно, между этими двоими, кажется, возникло некоторое взаимопонимание. Я даже испугался, что хозяин сочтёт капитана более полезным помощником, учитывая возраст, опыт, наличие какой-никакой пушки, а также влияние среди Миротворцев. Однако Габриэль заглядывал дальше, намного дальше в будущее и намного глубже в тайны сердец, чем я мог себе представить.

Капитан снова сплюнул, и я успокоился. Судя по цвету и консистенции его слюны, неизлечимая болезнь уже перешла в последнюю стадию. Надо сказать, он неплохо держался. Его ожидал страшный конец, если чья-нибудь милосердная рука не оборвёт мучения. На глазок я дал бы ему ещё пару месяцев, но я не лекарь. Кроме того, стали ясны причины не слишком большой почтительности, с которой он относился к Габриэлю.

– Ослов полно, – наконец ответил он сквозь зубы. – Ослиц тоже. Это город ослов, псов и баранов. Смотря чьё мясо ты предпочитаешь…

– Если вы заметили, капитан, я предпочитаю кости. Мы могли бы обсудить это в приятной обстановке. Разрешите угостить вас – ром, кола, водка? Или, может быть, молочный коктейль?

Я гадал, что случится, если он перегнёт палку. Капитан, конечно, уже не жилец на свете, но именно это обстоятельство могло спровоцировать схватку. Я-то знал, чем она закончится. И тогда – прощай, Боунсвилль! Прощай, город, где я забыл самого себя, а это немало! Прощай навеки.

Но капитан оказался тупее, чем я думал. Он все принимал за чистую и настоящую монету. Или умело скрывал свои истинные эмоции.

– Я при исполнении. Я никогда и ни от кого не принимаю угощений. И мне плевать на твоё хобби.

– Тогда катись к черту, – процедил Габриэль, в очередной раз стремительно меняя маску. Увидев его новое лицо, я содрогнулся, а капитан не нашёлся, что ответить. – Когда окажешься в аду, передай, чтоб меня не ждали. Я ПОКА НЕ СОБИРАЮСЬ ВОЗВРАЩАТЬСЯ.

– Ну, – сказал Габриэль. – Это дело надо отпраздновать! – (Я так и не понял, о чем он – то ли о маленькой психологической победе, одержанной над капитаном, то ли об информации, с таким трудом извлечённой из Клары. Последнее означало бы, что матёрый волк действительно взял след). – Есть тут приличный кабак?

– У Эда Мухи кормят вкусно и недорого.

– Не будь мелочным жлобом, Санчо! – оборвал он меня. – Только стиль имеет значение!

Затем он с удовольствием прочёл мне лекцию о круговороте веществ в природе, всякого дерьма в организме и денег в обществе. По его словам выходило, что тот, кто останавливает оборот денег, останавливает жизнь, а тот, кто копит денежки, чуть ли не приближает всеобщий крах и собственную смерть.

Я слушал вполуха эту самодовольную трепню и поглядывал назад через плечо – опасался, что капитан очухается и захочет показать наглецу, кто есть кто в Боунсвилле. Но тот все ещё торчал столбом перед салоном Клары, когда мы сворачивали на Главную улицу.

Меня так и подмывало расспросить о том, что поведала ясновидящая, однако Габриэль интересовался в данный момент только жратвой и выпивкой.

– Да и что это за имя такое – Муха, прости, Господи?! – кипятился он, оставаясь ледяным внутри. – Особенно для кабатчика! Когда я тебя спрашиваю о чем-то, называй мне самое лучшее, дурень!

– А-а, ну тогда вам прямая дорога в «Максим». Но туда не пускают без галстуков. – Я счёл возможным предупредить его об этой незначительной подробности.

– Хотел бы я видеть место, в которое меня не пустят! – сказал он чуть ли не мечтательно и с затаённой тоской.

И мне тоже вдруг захотелось поглядеть на такое место. Я сильно подозреваю, что это место – единственное в своём роде.

И называется оно – рай.

Потерянный навеки рай.

Стоянка возле «Максима» была забита роскошными экипажами, запряжёнными преимущественно великолепными холёными четвёрками разных мастей. Кобыла Габриэля, которую он доверил заботам мальчишки-парковщика, выглядела на их фоне бледно – в прямом и в переносном смысле. Но хозяин не комплексовал по этому поводу – и ни по какому другому. Когда он приблизился, наглые лакеи перестали улыбаться.

Однако он не дал мне почувствовать себя человеком. Вместо этого он оглядел меня скептически, словно я был шлюхой, которая могла его скомпрометировать в приличном обществе одним своим видом. Собственную одежду и лошадь Габриэля я не назвал бы представительными, но заикнуться об этом было бы неблагоразумно. Нет худа без добра. Если он купит мне новое шмотье, я не буду возражать.