Джеймс Блиш - Рассказы [компиляция]

Это тоже была тюрьма; тюрьма, в которой капитан Гордон Арпи сам разместился, а затем выбросил ключ.

— Прошу прощения, капитан?

— Ой. Извините, доктор Хоули. Я забыл, что вы все еще здесь. — Арпи в последний раз взглянул вниз на зелено-коричневую планету и глубоко вздохнул: — Я сказал: «Да будет так».

Я никогда не доверял Биллу Ателингу. Как и я, он способен на подлость (так, однажды он в своей рецензии разнёс в клочья мой рассказ; для этого и нужны критики, так что я не жалуюсь). Но возможно, что и нравится он мне из-за своей подлости. Два года я провёл вдали от Нью-Йорка, занимался лоббированием в Сенатских комитетах, поэтому, когда я вновь увидел Билла, то меня шокировал его внешний вид. Моим первым впечатлением было, что он при смерти.

Сначала я подумал, что это всего лишь эффект от бороды, ведь даже двухнедельной щетины на лице достаточно, чтобы любого мужчину сделать неопрятным. Отчасти так и было, но его борода выглядела почти белой, хотя Биллу исполнилось всего 47, и седина у него у него проступала лишь на висках.

Но тут произошло нечто большее. Билл потерял около десяти или пятнадцати килограмм, что не мог себе позволить, поскольку никогда в лучшей своей физической форме не весил больше семидесяти. Он мог сбросить не больше двух килограмм или около того. Его кожа посерела, особенно жутко она выглядела на шее, руки дрожали, глаза потеряли цвет, он кашлял как туберкулёзный больной; постоянно смотрел куда-то за моё плечо, пока мы разговаривали, и приглушал голос в середине фраз. Если он не был серьёзно болен, то к бутылке спиртного он отнёсся серьёзно, что тоже наводило меня на неприятные мысли.

Вряд ли это было то состояние, в котором я ожидал найти мужчину рядом с новой, молодой женой (художницей Самантой Брок) и с прекрасным новым домом на Бруклинских Высотах (когда-то этот дом имел дурную славу Беспечных Девяностых, и Саманта украсила его в таком стиле: красный плюш, бисерные шторы, хрустальные светильники, золотая ветвь на коринфских деревянных колоннах, древняя виктрола с рогом в гостиной — место отдыха высшего уровня). Но я постарался сделать наше общение как можно более лёгким.

— Ты выглядишь ужасно, — сказал я Биллу, когда мы стали пить бренди. — Что, во имя Бога, ты с собой сделал? Прочёл «полное собрание сочинений» Сэма Московица? Или ты принял ЛСД?

Билл тут же вернулся к своей невыносимой привычке отвечать уклончиво; по крайней мере, в этом он не изменился.

— Что ты знаешь о Роберте Уильяме Чемберсе? — Спросил он, глядя куда-то влево.

— Могу ответить, что чертовски мало, и доволен этим. Я читал некоторые из его книг, когда учился в колледже. Насколько я помню, мне больше нравились его рассказы о жизни художников-студентов в Париже, чем фантастика. Больше ничего не могу сказать.

— Тогда ты помнишь «Короля в Жёлтом».

— Смутно. Это была одна из первых полу-мистификаций, не так ли? Вымышленная книга? Люди, которые читают её, предположительно сходят с ума, или к ним приходят монстры, или подобные существа. Как в случае с «Некрономиконом».

— На самом деле это должно было стать игрой, — сказал Ателинг. — Но продолжай.

— Ты буквоед до последнего. Но тут не о чем продолжать. Никто больше не верит, что какая-то книга может свести читателя с ума. Реальная жизнь стала слишком ужасной; даже Уильям Берроуз не может превзойти «Дахау».

Внезапно меня охватило подозрение и что-то очень похожее на отвращение.

— Угрюмый Билл Ателинг, ты собираешься сказать мне, что нашёл эту пьесу в своём подвале, и с тех пор тебя преследуют? А потом хочешь выложить состряпанную рукопись, чтобы доказать это? Если это так, я просто забуду про свой ужин и пойду домой. В любом случае ты прекрасно знаешь, что такую книгу никто не купит.

— Это ты спрашивал, что со мной не так, — справедливо заметил Билл. — Остынь. Если ты не хочешь мне верить, тогда сам придумай другое объяснение.

— Придумать! — Воскликнул я.

— Если не можешь перестать пищать, то иди домой, — огрызнулся Билл.

— Хорошо. Наблюдай за мной; я дышу ровно. Теперь, если у тебя есть честное объяснение, поведай его.

— Да, — ответил Ателинг. — У меня действительно есть эта пьеса.

Я сел обратно на стул, совершенно растерявшись. Никто больше не торгует такой ерундой. Наконец, я сказал:

— Думаю, здешняя обстановка ударила тебе в голову. Ну, продолжай, я слушаю. Только не жди, что я поверю. Допустим, я не знаю, кто написал сию Ужасную Работу? Так кто же?

— Ты не знаешь, и я не знаю, но я уверен, что это был сам Чемберс, — ответил Билл. — Интересно, что ты упомянул «Некрономикон» безо всяких подсказок, потому что в первую очередь именно благодаря Лавкрафту я получил эту пьесу, что также объясняет, почему я не читал её до прошлого года. Но я лучше расскажу тебе всю историю по порядку. Пойдем со мной наверх.

Билл встал, и я последовал за ним, не забыв прихватить бутылку «Гранд Марнье» со столика. Кабинет Ателинга выглядел как всегда почти патологически опрятным — ещё одна черта характера, которая автоматически внушает мне недоверие, особенно если она принадлежит писателю. Но недавно кабинет окрасили в блестящий хромово-жёлтый цвет со слабым, тошнотворным оттенком зелёного; палитра, которая в скором времени заставила бы меня сойти с ума без помощи какой-либо вымышленной пьесы. На одной стене висела репродукция Вермеера; эта картина, несмотря на всю эту однообразную жёлтую краску, выглядела почти как окно, за исключением того, что на ней было нарисовано своё собственное окно, которое выглядело ещё более реальным. Для меня это стало сюрпризом; в такой обстановке я бы ожидал увидеть картины Пэрриша или, может быть, даже Бока.

Ателинг указал мне на неудобный стул с прямой спинкой, а затем достал из четырёхсекционного картотечного шкафа довольно толстую папку, которую он положил перед собой на стол. Из неё, в свою очередь, он извлёк два маленьких листа голубой бумаги, исписанных мелкими тёмно-синими буквами.

— Это она? — Спросил я. — Или это просто реклама?

— Нет, это не она, — сказал Билл безжизненным, опасно звучащим голосом. — Просто помолчи десять секунд и послушай, неужели это так трудно? Если ты продолжишь болтать, у меня может не хватить мужества рассказывать дальше. Я не слишком уверен, что должен говорить с тобой.

— Тогда почему ты беспокоишься? Ты прекрасно знаешь, что я не поверю ни одному твоему слову.

— Потому что ты чуть менее глуп, чем все, кого я знаю, и когда-то ты понимал кое-что в магии. Теперь ты собираешься слушать?

— Огонь по готовности, — сказал я с фальшивой покорностью. Я действительно не мог себе представить, как Билл сможет смастерить хорошую историю из ничего, но мне было очень интересно посмотреть, как он будет пытаться. Конечно, он знал, что у меня на уме.