Валерий Строкин - Небесное Притяжение

Так наступили солдатские будни.

Наша казарма — одноэтажное здание, разбитое на два крыла. Возле дверей, на «тумбочке», стоит скучающий, ковыряющийся в носу дневальный. Пока мы проходим курс молодого бойца и постигаем премудрости воинского быта, дневальных назначают из другой роты из ребят старшего призыва. Понятно, что уборкой они себя не утруждали. Для меня все старослужащие были на одно лицо — типичные Маркулисы.

— Ничего бойцы, — обнадеживал сержант, — через полгодика из вас таких солдат сделаем, девки косяками бегать будут.

За спиной дневального размещалась комната дежурного по роте. Обычно, там сержанты и офицеры, со времени принятия дежурства и до сдачи, азартно играли в нарды или домино. Рядом, за стальными прутьями, блестело на козлах оружие; в нишах, на пронумерованных полках, лежали подсумки с противогазами; стояли ящики с боеприпасами, длинный стол с зеленым сукном, заляпанным масло, для разборки и проверки оружия.

Левое крыло казармы занимало спальное помещение. С двух сторон от навощенного красной мастикой прохода размещались двухъярусные кровати. Четыре кровати с узким коридорчиком образовывали кубрик. Один из кубриков заселили мы. Мы — это значит: на верхнем ярусе спали Димка Хвалей и я; под нами — Гнеденок Кирилл и Губов Сергей.

В конце красного прохода памятным обелиском возвышалась тумба с телевизором, для обязательного вечернего просмотра новостей. Там же стоял проигрыватель пластинок, собранный Ноем еще до потопа. Над роскошью бытовой аппаратуры нависал портрет дедушки Ленина. Вождь ласково улыбался и лукаво щурился в глубь коридора, пытаясь разглядеть, чем занимается дневальный. За тумбой прятались двери кабинетов командира роты и его заместителя.

Правую половину занимали: большая комната, которую называли красным уголком; санузлы, каптерка и еще одна комната, на её двери висел амбарный замок, взятый на прокат из замка Черной Бороды. Единственная комната, которая не имела опознавательных табличек, освещающих для чего она служит и что в ней находится. Гнеденок прозвал её комнатой Черной Бороды, и добавил, что в каждом замке должно быть свое ноу-хау.

Со стороны нашего кубрика, окна казармы выходили на плац. За площадью находилось белое двухэтажное штабное здание и тянущийся за ним серый бетонный забор, украшенный колючей проволокой. Из-за стальных колючек торчали верхушки елей.

— Колючка всегда укажет верное направление как выйти к реальному миру, — сказал Хвалей.

— А мы в каком? — удивился Гнеденок.

— В потустороннем.

Окна противоположной стороны показывали такую же казарму, заселенную старослужащими. В стороне, к небу вытянуло щупальце черная труба котельной. Рядом, блестели на солнце пленки парников — наше подсобное, витаминное хозяйство.

В поле видимости не попадали: футбольное поле, спортивный городок, ворота контрольно-пропускного пункта, столовая, клуб и боксы с машинами; огороженная железной сеткой офицерская зона, состоящая из: трехэтажного общежития, маленького магазинчика и детской площадки, на которой никогда не было видно детей. Проход в офицерскую зону, солдату строго заказан — в магазинчике можно купить не только печенье и варенье, но и кое-что покрепче. Часть окружал, как упоминалось, высокий забор с колючей проволокой — надежная граница от реального мира, по Хвалею. Реальный мир скрывался за дремучим еловым лесом, по тропам которого бегали медведи-оборотни, зайцы, колобки и бесстрашные старослужащие — в ближайшую деревню за самогоном.

— Рота, подъем! — прогремел Маркулис, поднимаясь из-за стола и поправляя на животе болтающуюся бляху. — Строиться. — Завтрак закончился.

Курсанты выбежали на посторонние.

— Чуяло сердце — не наемся, — проныл за спиной Губа.

— Тут тебе не там, а там, не как здесь, — ответил я. Выражение Оганесяна стало крылатым и любимым народными массами.

Рота построилась напротив столовой, шумно двигала носами, стараясь определить, что приготовят на обед. Я доверял мнению Губы.

— Серега, сегодня перловка или муравьиные яйца (так Кирилл прозвал рис)?

— Нет, сегодня пюре и котлеты.

— Врешь, — Гнеденок недоверчиво покосился на Губу.

— Чувства меня не обманывают, — обиделся Сергей. — Я всегда знал, когда можно выходить на улицу, а когда нет.

— Не понял?

— Наша квартира находится в микрорайоне химиков, сам знаешь, там каждый месяц аварии или утечки всякой дряни в виде соединений хрома, натрия, цинка, никеля и прочих гальванических.

— И поэтому ты такой чувствительный? — спросил я.

— Не знаю, как у нас говорят: всяко разно — это не заразно.

— Разговорчики! Вот, что обормоты, — Маркулис улыбаясь, оглядел строй.

— Кто скажет, какое сегодня число?

— Пятница, тринадцатое, — отозвался Рыжков.

— Что это означает?

— Что-то нехорошее, — пробормотал Гнеденок.

Все рассмеялись.

— Отставить смех! Это означает, что прошел месяц.

— Всего месяц, — разочарованно протянул Димка, — я думал что жизнь.

— Осталось двадцать три жизни, — добавил я.

— Курс молодого бойца закончился. Сегодня вы станете бойцами по закону.

В дверях столовой появился Аникин, громко отрыгивая, привлекая внимание. Вытер лоснящийся рот тыльной стороной ладони.

— Слушайте сюда, салаги, сейчас пойдете в роту и там, согласно алфавита, без сутолоки и шума зайдете в каптерку, я выдам парадную форму. — Аникин отрыгнул. — Будете сдавать парадку, увижу, что грязная или рваная — получите в пятак. Запомните, с сегодняшнего дня вы превращаетесь в бойцов и отвечаете за свои поступки.

— Рота, напра-аво! Шагом марш! Левое плечо вперед! Песню запевай!

Перед каптеркой вырос длинный хвост. Старшина выкрикивал по списку, выкладывал парадные костюмы на деревянную перегородку, отделяющую его сокровищницу от коридора. Аникин, предпочитал, чтоб его называли по имени-отчеству — Руслан Семенович. Нравилось играть роль старшего, опытного товарища. Господи, сколько в армии родственничков!

— Клоун! — выкрикнул Аникин в проход, выкладывая на перила парадный костюм. Кто-то рассмеялся.

— Красавчик, пятидесятый размер подойдет? — старшина улыбнулся. — Надо тебя пригласить, как-нибудь вечерком, на палочку чая, Клоун. — Смех повторился, кажется Рыжкову нравились шутки. В армии, специфическое чувство юмора.

— Моя фамилия Клон, — сказал я, перегибаясь через перила и заглядывая в маслиновые глазки. Лицо Аникина отшатнулось.

— Клоун, — упрямо повторил он и расплылся в улыбке.