Рэй Брэдбери - Марсианские хроники. Полное издание [litres]

– Не останавливайтесь! – приказал По. – Я скоро вернусь!

Вдоль всего пустынного берега вздымались и опадали черные силуэты, вырастали и растворялись в небе дымные клубы. В высоких башнях звонили колокола, и им в такт с крыш слетали стаи воронов, рассыпаясь сажей по небосводу.

Через мрачное болото По с Бирсом устремились в маленькую лощину и вдруг попали на мощеную улочку, пасмурную и промозглую. Здесь было много людей, они приплясывали, чтобы согреться; всюду стоял туман, и свечки на окнах присутствий и лавок казались в нем фонарями. В отдалении группка мальчишек, закутанных в пальто и шарфы, выводила рождественский гимн, выпуская бледные облачка пара, а огромные часы на площади раз за разом гулко отбивали полночь. Детишки выбегали из пекарни и разносили по домам подносы с горячими блюдами под серебряными крышками.

Вот показалась и вывеска «СКРУДЖ, МАРЛИ и ДИККЕНС». По взялся за молоточек в виде лица Марли и постучал. Дверь немного приоткрылась, и гостей окатило музыкальным приливом, от которого ноги сами рвались в пляс. Из-за двери выглянул мужчина с подстриженной бородкой и усами. За ним, хлопая в ладоши, стоял мистер Физзиуиг, а миссис Физзиуиг, расплывшись в добродушной улыбке, танцевала с другими гуляками. Надрывались скрипки, отовсюду гремел смех, как будто порывом ветра качнуло хрустальную люстру. Стол ломился от заливного, индеек, гусей и прочих яств: мясных пирогов, молочных поросят, колбас, апельсинов и яблок. Тут сидел и Боб Крэтчит, и Крошка Доррит, и Малютка Тим, и мистер Фейгин собственной персоной, а вместе с ними и человек, который сам выглядел как недожеванный ломоть говядины, пятно от горчицы, крошка сыра или кусок недоваренного картофеля – то есть не кто иной, как мистер Марли, с цепями и прочей атрибутикой. Вино лилось рекой, а румяные индейки издавали чудесный аромат.

– Что вам надо? – недовольно спросил Чарльз Диккенс.

– Мы снова к вам с просьбой, дорогой Чарльз, – ответил По. – Нам нужна помощь!

– Помощь? Рассчитываете, что я вместе с вами дам отпор добрым людям, которые летят сюда на ракете? Меня, да будет вам известно, вообще не должно здесь быть. Мои книги сожгли по ошибке. Я не писал о сверхъестественном, об ужасах и кошмарах, как вы, По, или вы, Бирс, или прочие. Попрошу не равнять меня с вашей кликой!

– Но у вас подвешен язык, – обхаживал его По. – Вы можете выйти навстречу людям из ракеты, уболтать их, усыпить их бдительность… а уж мы расправимся с ними.

По сунул руки в складки плаща и достал оттуда черную кошку.

– Это для одного из наших гостей, – пояснил он с улыбкой.

– А для остальных?

По вновь самодовольно улыбнулся:

– Преждевременное погребение.

– Вы жестокий человек, мистер По.

– Я напуган и зол. Я творец, мистер Диккенс, такой же творец, как и вы, как и мы все. И наши творения – подданные, если угодно, – в опасности. Их изгнали, предали сожжению, четвертовали, запретили, уничтожили и выбросили. Созданные нами миры обращены в прах. В такие времена даже творцы должны становиться на путь разрушения!

– Зачем? – нетерпеливо осведомился Диккенс, желая поскорее вернуться к празднику, музыке и угощениям. – Может, все-таки объясните, что мы здесь делаем? Как мы вообще тут оказались?

– Война порождает войну. Разрушение порождает разрушение. Сто лет назад, в две тысячи двадцатом году, земляне объявили наши книги вне закона. Но этого им показалось мало – они решили искоренить наше литературное наследие. Так что нам пришлось восстать… С того света? Из посмертия? Не люблю абстракций, однако ответа у меня нет. Знаю лишь, что наши творения воззвали к нам и мы попытались спасти их, но единственное, что нам удалось, – это скрыться здесь, на Марсе, и выжидать в надежде, что земляне сами не выдержат груза недоверчивых ученых. Увы, теперь они летят, чтобы вывезти нас и отсюда, вместе с темными порождениями ужаса, алхимиками и ведьмами, вампирами и оборотнями, которые были вынуждены бежать вслед за нами, когда наука проникла в каждый уголок Земли и не оставила им иного выхода. Вот почему вы должны помочь нам. Вы умеете убеждать. Вы нам необходимы!

– Повторяю, я не с вами, и я не одобряю ни вас, ни вам подобных! – гневно воскликнул Диккенс. – Я не имею дела с ведьмами, вампирами и прочей полуночной дрянью.

– А как же «Рождественская песнь»?

– Подлый поклеп! Одна-единственная повесть! Ну, может, написал еще парочку историй с привидениями… Что с того? Мои главные труды никак не связаны с этой чепухой!

– И тем не менее вас приравняли к нам. Уничтожили ваши книги – ваши творения, ваши миры. Неужели вы не желаете отомстить, мистер Диккенс?

– Да, они весьма невежественны и грубы, этого не отнять, но и только… Всего доброго!

– Отпустите с нами хотя бы мистера Марли!

– Нет!

Дверь захлопнулась. В то же мгновение к дому, скользя по заиндевевшей мостовой, подъехал огромный дилижанс. Кучер наигрывал на трубе веселую мелодийку. Из дилижанса, смеясь и подпевая, вывалились раскрасневшиеся от мороза члены Пиквикского клуба. Они заколотили в дверь и, когда им открыл толстенький мальчуган, осыпали его громогласными и добродушными поздравлениями.

По спешил вдоль полночного берега высохшего моря. Останавливаясь у дымных костров, он выкрикивал приказы, заглядывал в кипящие котлы, проверял готовность ядов и начерченных мелом пентаграмм.

– Хорошо! – говорил он и бежал дальше.

– Отлично! – кричал он и снова убегал.

Постепенно к нему присоединялись другие: Коппард и Мейчен, а также полные ненависти змеи, кипящие злобой демоны, изрыгающие огонь бронзовые драконы, плюющиеся ядом гадюки, трясущиеся ведьмы. Стонущие, бушующие и сквернословящие, они облепляли По, как репей, как крапива, как шипы, как мусор, выброшенный последним приливом моря воображения на берег отчаяния.

Вдруг Мейчен опустился на холодный песок и по-детски захныкал. Его успокаивали, но он не слушал.

– Я лишь сейчас подумал: а что с нами станет, когда уничтожат последние наши книги?

Воздух начал сгущаться.

– Типун тебе на язык!

– Так что же? – не унимался Мейчен. – Вот надвигается ракета. Это за вами, По, за вами, Коппард, за вами, Бирс! Вы все бледнеете, как дым, расплываетесь, ваши лица тают…

– Смерть! Для всех нас наступит смерть – окончательная и бесповоротная!

– Мы существуем только благодаря страданиям землян. Если они все-таки прикажут уничтожить последние наши труды, то мы сгинем, как задутые свечки.

Коппард склонил голову:

– Так что же я такое? Кто на Земле меня помнит? Какой-нибудь африканский дикарь? Отшельник, читающий мои произведения? Одинокий огонек под натиском времени и науки? Бледный фонарь, поддерживающий меня в моем воинственном изгнании? Или какой-нибудь мальчишка, случайно и так вовремя нашедший мой томик на заброшенном чердаке? Ох, как вчера ночью я был болен, очень плох, болен до мозга костей. Помимо тела телесного ведь есть еще и тело духовное, и вот мое духовное тело мучилось всеми сияющими членами. Той ночью я чувствовал себя гаснущей свечой. И вдруг я ожил, загорелся вновь! То земной мальчишка забрел на затхлый полутемный чердак и, задыхаясь от пыли, открыл мой пожелтевший томик! Дал мне еще один глоток жизни!